Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

Все биологи, приезжающие в Айдере, неизменно останавливались в те годы у Виктора Фета [261]. Большой деревянный дом с просторной остекленной террасой стоит метрах в двадцати от крутого спуска к руслу Айдеринки, в некотором отдалении от трех-четырех туркменских саманных построек. Виктор и его жена Галина, ботаник, были в отъезде, и в качестве хозяина нас принимал Ростислав Данов.

Само воплощение питерской интеллигентности, он зарабатывал здесь на жизнь отловом ядовитых змей, оставаясь, таким образом, полностью независимым от государственной службы. Раннее детство Данов провел в Туркмении, куда его родители были высланы из Ленинграда в 1930-х гг. Сюда, где он родился и где впитал с малых лет очарование природы Копетдага, Ростислав, начиная с 1977 г., приезжал каждую весну. За весенне-летний сезон он отлавливал в Айдере несколько десятков этих опасных рептилий. Так, за три месяца 1980 года Ростислав поймал 37 гюрз и 25 кобр. Свои трофеи он сдавал в серпентарий в Кара-Кале, где другой знаменитый змеелов, Владимир Бабаш получал от них яд для медицинских целей. Поздней осенью змей отпускали обратно в природу [262].

С погодой нам на этот раз не повезло: было пасмурно, холодно и дождливо. За два дня я прошел несколько раз по долине Айдеринки, записывая на портативный магнитофон голоса местных птиц. Понятно, что в такую погоду я не мог встретить ни одной ящерицы, да и мыслей тогда о них у меня и быть не могло. Поэтому, когда я сейчас пишу эти строки, не могу объяснить себе, что заставило меня снова оказаться в Айдере примерно через три недели после столь скорого отъезда отсюда и сразу же взяться вплотную за изучение местных кавказских агам. Думаю, важную роль сыграла именно вся обстановка дома Виктора и Галины Фетов – прибежища двух искренних служителей науки и, разумеется, притягательность необыкновенной личности Ростислава Данова. И все это – на фоне необыкновенной, неповторимой живописности окрестностей Айдере.

Мы снова направляемся на острова к нашим крачкам. А дней через 20 вдвоем с Ларисой грузим уйму вещей на поезд, идущий из Красноводска в Кизыл-Арват, куда прибываем в середине ночи. Дождавшись рассвета, кое-как перетаскиваем нашу необъятную поклажу к шоссе, и, сменив две попутные машины, уже в 10 утра (через 15 часов после выезда из Красноводска) подкатываем на машине, груженой мешками с мукой, прямо к дому Фета. Володя Иваницкий, Коля Формозов и Митя Дервиз, уже приехавшие из Москвы на полевые работы, помогают перенести наш багаж на террасу, и мы усаживаемся пить утренний кофе за стол, во главе которого торжественно восседает Данов.

Мы вышли на крыльцо. Отсюда был хорошо виден крутой каменистый склон на противоположном берегу реки. «Посмотрите, сколько там агам!», – вос кликнул Иваницкий. Я поднял бинокль и увидел, что поверхность скальной стенки буквально усеяна ящерицами. Лишь через несколько лет станет ясно, что мы видели тогда выход агам с их коллективных зимовок, когда они еще не разошлись по своим участкам. Так произошло фактически первое знакомство мое и Ларисы с кавказскими агамами.

Да это совсем другие ящерицы!

Первоначально у нас не было большого желания приступать к изучению этих агам. Дело в том, что мы самонадеянно считали, будто зная довольно много об агамах степных, мы едва ли сможем получить какие-то принципиально новые сведения касательно кавказских агам.

Но уже во время первой экскурсии в окрестности мы убедились, насколько недальновидными были. Первое отличие кавказских агам от степных бросалось в глаза сразу же: их поселения были гораздо более плотными. С одной точки можно было одновременно видеть по несколько самцов, самок и мелких особей, явно годовалых. Каждая устойчиво придерживалась более или менее ограниченного участка. В распоряжении самки чаще всего был один-единственный валун, от которого она старалась не уходить далее чем на метр-другой. Самцы вели себя более вольно: в пределах индивидуального участка площадью в пять-десять квадратных метров, охраняемого от других самцов, могли пребывать две и даже три самки.

Столь плотное распределение ящериц давало нам то преимущество, что даже за короткое время наблюдений удавалось увидеть довольно много взаимодействий между животными, тогда как социальные контакты у степных агам приходится наблюдать крайне редко. У них территории самцов весьма обширны, а самки бродят в их пределах как им заблагорассудится.

В то же время, многочисленность ящериц на ограниченной площади создавала определенные трудности для понимания происходящего. Из-за обилия животных не всегда легко было уследить, та ли это ящерица, за которой следил какое-то время, появилась в поле зрения примерно там же после того, как потерял ее из виду в нагромождении камней (см. дневниковую зарисовку распределения особей на участке площадью около 300 м²). Сразу стало ясно, что без индивидуального мечения здесь не обойтись. Степных агам мы без особого труда ловили петлей из лески, закрепленной на конце «удилища». Местные же кавказские агамы оказались намного осторожнее и не подпускали на такое расстояние, с которого можно надеть петлю на шею животного. Поэтому во время этих самых первых наших наблюдений за ними в Айдере следовало очень внимательно фиксировать особенности внешнего облика конкретных ящериц, чтобы затем узнавать их «в лицо». У самцов, например, довольно часто бывают отломаны кончики хвостов. На этом месте образуется особая темная «шишечка», длина которой неодинакова у разных индивидов.

Первичный материал. Поселение кавказких агам. Paralaudakia caucasia

Ищем степную агаму

В главе 4 я говорил о том, что в 1950-1960-х гг. широким признанием пользовалась концепция, согласно которой пространственная и демографическая структура популяции есть прямая адаптация к конкретным предписывающим условиям среды. В этой системе взглядов организующая роль социального поведения остается за скобками. Группировки особей (локальные популяции и демы) выступают как простые множества, а не в качестве системных образований, находящихся под воздействием неких внутренних регуляторных механизмов.

Позже вопрос о том, действительно ли степень соответствия структурно-организационных характеристик популяционных систем определяется теми специфическими чертами внешней обстановки, в которой эти системы существуют, встал перед этологами более остро. Проблема состояла в том, можно ли внешнюю среду рассматривать как некую матрицу, особенности которой сами по себе предопределяют тип строения популяционной системы, или же ее основные черты в значительной мере автономны от сиюминутных внешних влияний?