Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

В поисках ответа на этот вопрос можно идти двумя путями. Первый состоит в том, чтобы сравнивать популяционные структуры одного и того же вида в разных условиях их обитания. Суть другого – в сопоставлении устройства социальных организаций у близких видов, живущих совместно в сходных условиях внешней среды. Во втором случае особенно интересно изучить популяции двух видов, которые на данном месте приурочены к одним и тем же местообитаниям, а в других районах занимают принципиально различные их типы и при этом резко различаются по характеру социальной организации. Мы с Ларисой поставили себе такую задачу, когда узнали от местных зоологов, что в Западном Копетдаге, помимо типичного «горного» вида – кавказской агамы, встречается также сугубо «равнинная» степная.

Выяснилось также, что в Айдере, в царстве кавказских агам, степные определенно отсутствуют. Этот кордон расположен на высоте около 800 м над уровнем моря. А искать наших давних знакомых следовало гораздо ниже, в долине реки Сумбар, где располагается база заповедника, уже известный нам поселок Пархай. Здесь, на высотах около 300 м над уровнем моря, ландшафт совершенно иной, нежели в ущельях верхнего течения реки Айдеринка. По первому впечатлению, он таков, что может вполне подходить для существования степных агам.

Поэтому весной следующего, 1982 года, мы решаем обосноваться на пару недель именно на Пархае. Приехали сюда из Красноводска своим ходом – на поезде и попутных машинах. Поставили четырехместную палатку метрах в десяти от вагончиков, и протянули от ближайшего из них удлинитель, обеспечив себя освещением на темное время суток. Нашли две бесхозные железные кровати с панцирной сеткой и приволокли их в свое жилище, после чего обстановка в нем стала вполне комфортной. Неудобство состояло лишь в том, что зажигать лампочку по вечерам следовало лишь при крайней необходимости, иначе на свет налетали комары. Защититься от них было невозможно, поскольку полы палатки приходилось постоянно держать поднятыми. Дело в том, что стояла она на открытом месте, брезент нагревался днем не меньше чем до 40 °C, поэтому без такого рода вентиляции мы бы жили в ней как в печке. От жары страдали все наши соседи, и в день нашего приезда у одного из них случился тепловой удар.

Помимо вагончиков, поодаль от них, стоял в тот год один благоустроенный деревянный дом, принадлежавший Валерию Кузнецову, заместителю директора заповедника по научной части. Местом для базы была выбрана ровная «поляна» площадью в несколько гектаров. Северным краем она выходила на дорогу, ведущую сюда из Кара-Калы, а с юга была окружена грядами невысоких холмов, сложенных из красно-коричневого мергеля. С первого же взгляда было видно, что кавказских агам здесь едва ли стоит искать. Склоны выглядели монолитными, почти лишенными разломов и трещин, которые могли бы обеспечить достаточное количество убежищ для этих ящериц.

Чтобы найти кавказских агам, нам посоветовали пройти километр-полтора дальше по дороге, свернуть направо в распадок и двигаться вверх по сухому руслу. Там в эту неширокую долину временного водотока открываются устья небольших узких ущелий, каменистые борта которых изобилуют убежищами для агам. Но прежде чем отправиться туда, мы решили посвятить пару дней поискам степных агам в ближайших окрестностях базы.

Сама ее территория была покрыта травянистой степной растительностью, так что эти ящерицы, как казалось, могли бы обитать прямо здесь. И действительно, позже выяснилось, что один самец жил в норке не более чем в десяти метрах от нашей палатки. Но начали мы свои поиски, перейдя дорогу и сразу же оказавшись в совершенно необычном ландшафте, именуемом здесь «лунными горами».

По сути дела, урочище, которое считают чуть ли не главной достопримечательностью этих мест, есть не что иное, как одна из разновидностей так называемых бедлендов [263]. Перед нами открылась панорама невысоких холмов. Некоторые, одиночно стоящие, имели форму почти идеального конуса с округленной вершиной. Другие шли грядами из трех-четырех возвышений разной высоты, максимально – до восьми метров. Склоны холмов выглядели как бы морщинистыми: тонкие бороздки, более или менее параллельные друг другу, сбегали вниз от вершин к основаниям. Но наиболее впечатляющим был цвет этих образований. Доминировали разные градации белого – от нежно сливочного до чуть желтоватого, нередко с оттенком оранжевого. Некоторые вершины были окрашены в светло-красный либо в зеленоватый цвет. И все это – на фоне ярко синего субтропического неба.

Белым был и грунт, по которому мы брели между этими холмами, все более углубляясь в лабиринт узких проходов, их разделяющих. При ярком полуденном солнце интенсивность отражения его лучей столь велика, что приходится идти, едва ли не зажмурив глаза. И почти никакой растительности! Лишь изредка в узкой долинке высится ажурный экземпляр держи-дерева высотой в человеческий рост, а вершины некоторых холмов украшены растущими поодиночке кустиками прутьевидного миндаля.

При такой скудости растительного покрова не удивляло полное отсутствие птиц. Местность выглядит абсолютно безжизненной. Единственным живым существом, встреченным нами за трехчасовую экскурсию, был крупный, длиной около 5 см, нелетающий кузнечик саксетания ( Saxetania cultricollis ) – насекомое, ареал которого ограничен несколькими пустынными районами горных систем Ирана и республик Средней Азии. Я кинулся фотографировать странное создание, испытав при этом дополнительный прилив адреналина. Стало очевидным, что таких негостеприимных мест избегают даже степные агамы – существа весьма устойчивые к экстремальным условиям пустыни. Но одну такую ящерицу все же удалось увидеть при выходе из лунных гор на участок со степной растительностью, ближе к дому.

Кавказские агамы Пархая

В поисках места для наблюдений за этими ящерицами нам несказанно повезло. В первую же экскурсию мы нашли узенькое скалистое ущелье, не более 100 м в длину, в конце которого под кустами ежевики обнаружили крохотный родник чистейшей воды. Если принять во внимание, что уже в 10 часов утра, когда мы ежедневно приходили сюда на работу, температура воздуха близилась к 35 °C, то значение этого обстоятельства трудно было переоценить. Вода из родника вытекала в небольшое углубление в днище ущелья, и здесь образовалась мелкая лужа, в которую можно было лечь и хоть немного охладится.

Такие ванны мы принимали во время перерыва в наблюдениях за ящерицами, примерно с часа дня до трех-четырех. В это время температура поднималась до 36–38 °C, и агамы прятались от жары в тень под камнями или уходили поглубже в свои убежища. Мы же приступали к чаепитию и лакомились кислым молоком – никакой другой еды организм категорически не принимал. Домой шли уже по вечерней «прохладе», когда столбик термометра опускался до 30°.