Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

В первый год нашего пребывания на острове мы считали себя единственными его обитателями, помимо морских птиц и военных с базы, которых мы ни разу не видели. Но в один прекрасный день произошло нечто сопоставимое с встречей Робинзона с Пятницей. Наши коллеги журналисты отправились в дальнюю экскурсию к большим барханам, где Виктор Брель рассчитывал сделать ряд сюрреалистических фотографий. Он привез из Москвы рюкзак с сапожными колодками, собираясь расставить их на склоне бархана так, чтобы они выглядели как следы человека, прошедшего вверх по белоснежному песку. Кроме того, он замышлял поснимать «растущие» из него остро отточенные карандаши разных цветов.

Когда коллеги расставили колодки на песке, неожиданно, как из-под земли, появились двое мужиков. Они буквально остолбенели при виде двух взрослых персон в шортах, смысл действий которых не мог не выглядеть для них абсолютно загадочным. Когда первый обоюдный шок прошел, и двум партиям следовало, по правилам вежливости, установить контакт друг с другом, один из незнакомцев пробормотал: «А у моего шурина в Челекене тоже есть колодки…».

Выяснилось, что Брель и Лексин оказались неподалеку от землянки, периодически служившей местом остановки браконьеров, которые промышляли ловлей осетров. Как мы узнали позже, в этих местах их называли «любителями», хотя в действительности это были высокие профессионалы. Их моторные лодки развивали такие скорости, что катера рыбоохраны оказывались бессильны в попытках бороться с нарушителями закона. На этот раз хозяева землянки радушно пригласили журналистов в свое благоустроенное жилище и на прощание преподнесли им в подарок огромного осетра.

Позже у нас с «любителями» установились более прочные связи. Они привозили нам из Челекена кефир и прочие деликатесы, а при необходимости предоставляли транспорт нашим гостям из Москвы и членам отряда, если возникала необходимость срочного их приезда или отъезда. Этот путь на остров через Челекен, отстоявший всего лишь в 20 километрах от нашей базы, был гораздо проще, чем на корабле из Красноводска.

Малый Огурчинский. Так называется южная оконечность Огурчинского, отделенная от основной части острова проливом узким, но непреодолимым вплавь. Здесь мы оказались в первых числах апреля 1987 г. Надо было поставить последний штрих в работе по хохотунам, точнее – выяснить, как именно проходят первые этапы формирования их переуплотненных колоний.

Иными словами, следовало найти клуб этих птиц, готовых вот-вот приступить к постройке гнезд. «Профессор Гладков» медленно шел вдоль морского берега Огурчинского, а мы обозревали в бинокль водную поверхность лагун в надежде увидеть шумное скопление чаек. Судно миновало уже 40 километров западного побережья и готовилось обогнуть остров с юга, когда наши быстро тающие надежды наконец оправдались.

Мы решили высаживаться на берег примерно в полукилометре от клуба, надеясь не спугнуть птиц. Но перевозка груза с судна сильно затянулась, поскольку лодка не могла подойти вплотную к берегу, так что вещи приходилось перетаскивая на руках через полосу сильного прибоя. Видимо, вся эта суета совсем не понравилась хохотунам, и на следующее утро большая их часть оставила колонию, которая, как выяснилось позже, находилась на самой первой стадии формирования.

Черноголовый хохотун. Laris ichthyaetus

Всю ночь сильно штормило, и первое, что мы увидели, когда вылезли из палаток, было столь же неожиданным и удручающим, как зрелище клуба хохотунов, явно сократившегося количественно. Из десяти 40-литровых фляг с водой, которые накануне мы с Васей поленились перетащить с края отмели ближе к лагерю, там осталось только четыре. Почти весь этот день ушел на поиски фляг. Мы находили их, замытыми в песок в большей или меньшей степени, на разных расстояниях от места высадки. Одну штормовым накатом унесло более чем на километр, и нашли мы ее на лежбище каспийских тюленей, куда, возможно, иначе и не попали бы.

При осмотре обширной отмели, где хохотуны лишь недавно обосновались, мы обнаружили, что 25 гнездовых ямок содержали по одному яйцу, семь – по два и только в одной была полная кладка из трех яиц. Когда мы нанесли эти цифры на план, стало совершенно ясно, что колония формируется центробежно. В грубой схеме дело выглядело так: единственное гнездо с тремя яйцами располагалось в ее сердцевинной части, его окружали ямки с двумя яйцами, а по периферии находились гнезда, куда самки только начали нестись.

Приходилось смириться с тем, что таким результатом придется на этот раз и ограничиться. Но, к счастью, в небольшом количестве хохотуны еще держались в окрестностях колонии. Так что мне удалось получить некоторые важные сведения о тех чертах их поведения, с которыми я не мог ознакомиться прежде, когда проводил наблюдения в «зрелых» колониях, на более поздних стадиях – насиживания кладок и вылупления птенцов. В моем дневнике появились зарисовки поз этих чаек в ситуациях, которые я расценивал как формирование пар и первоначальный выбор ими места для гнезда.

Высадились мы на Малый Огурчинский 5 апреля, а наблюдения, о которых идет речь, были сделаны на протяжении двух следующих дней, после чего в окрестностях лагеря можно было видеть лишь одиночных хохотунов. До прихода судна, которое должно было забрать нас с острова, оставалось еще чуть меньше недели. И тут в очередной раз сработал принцип: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!» Лишившись возможности довести до желаемого конца работу по хохотунам, я вынужден был переключиться на многочисленных здесь хохотуний. В результате именно на этом островке я получил возможность проследить в мельчайших деталях весь процесс перерастания клуба в гнездовую колонию у этих чаек.

Островок, приютивший нас, оказался местом не слишком уютным. По сути дела, это была плоская песчаная коса длиной километра в полтора и шириной не более двухсот метров, поросшая кое-где хилым кустарником. От ветра, дующего постоянно то с одной, то с другой стороны, спрятаться негде. А погода совсем не радовала. Небо затянуто сплошными серыми облаками. В первые сутки нашего пребывания здесь столбик термометра ни разу не поднялся выше 10°, та же температура держалась весь следующий день, когда к тому же моросил дождь. К вечеру стало еще холоднее (7.5°), а наутро градусник показывал всего лишь 5°.

У нас были ватные спальные мешки, приличный вес которых вроде бы должен был гарантировать ночные тепло и уют. Но не тут-то было! На третий день поутру я понял, что необходимо срочно что-то предпринять, чтобы не замерзнуть окончательно. Ясно было лишь одно – костер, даже поддерживаемый систематически, нас не спасет. Одежда, пропитанная соленой влагой, приносимой непрекращающимся бризом, уже не грела.