Мария Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 2: 1928–1956

[17 января 1939 г. Ялта – Москва]

Милая Олечка, здравствуй!

Приношу тебе мою глубочайшую благодарность за дары, кои привезла мне Лидия Ник. Щукина. Она долго жила в Симферополе. Больше всего ты мне угодила конфетой с твоим изображением – это величайшая честь нашей фамилии, и я буду теперь еще больше гордиться своей невесткой. Мне хотелось узнать вкус этой конфетки, я осторожно вскрыла, вынула содержимое, попробовала и нашла, что очень вкусно. Чтобы сохранить на память – набила ватой и демонстрирую кому ни попало. Жаль, что эта вещь не поспела на нашу выставку.

Духи мне тоже по вкусу, но вот жаль, что я перестала пудриться. Мыло уже в деле. Одним словом, очень угодила!

Помаленьку поправляюсь, на ногах перенесла плеврит. Эйгес писал мне, что ты кашляешь, значит, все еще нездорова? Нехорошо! Если бы ты знала, как замучил меня этот самый Эйгес допотопными вопросами! И так глупо их задает, не указывая дату [666].

Погода у нас чудесная, тепло и солнечно, и я надеюсь, что зимы снежной у нас не будет. Цветут уже фиалки и подснежники, и их так много, что можно набрать большой букет.

Завидую твоей встрече Нового года в такой интересной компании! Я встретила так: пришли супруги Пронины, Елена Филип., выпили 3 бутылки шампанского, поиграли в кункен и в третьем часу разошлись в опьянении – в общем, было приятно. Кстати, я опять о пьесе Пронина. Не забудь, голубушка, узнать о судьбе этой самой пьесы. Человек он талантливый, но как-то ему не везет; мне очень бы хотелось поставить его на литературные рельсы.

Годовой отчет окончен, и я теперь могу предаться мечтам и размышлениям о поездке в Москву, но так как на это размышление осталось еще три месяца впереди, то, конечно, буду мечтать и понемножку готовиться, т. е. проветривать свои старые чемоданы и писать Лизочке о туалетах. Меня очень тянет в твою новую квартирку, хочется посмотреть, как вы обе устроились, какая обстановка. Возможно, что так все роскошно, что мои старые чемоданы будут чувствовать себя неловко. Не скрою, что скорблю о Гоголевском бульваре и близости к нему Библиотеки. А что Во-Во, не будет ли он претендовать на то место, которое я буду занимать на новой квартире?

Софочке скоро напишу, пусть подождет немножко. У меня много деловых писем стоят перед глазами и требуют ответа. Сегодня обязательно должна ответить Треневу [667]на его необыкновенно трогательное письмо!

Целую тебя крепко-раскрепко, береги себя, не кашляй, хотя и сама я кашляю… Пиши мне почаще, я очень люблю твои письма.

Кланяюсь вам обеим по-гурзуфски и желаю полнейшего благополучия.

Распорядись, чтобы конфеты с твоим портретом продавались в Ялте. Твоя Маша

Датируется по почтовому штемпелю.

18 февр. 39 г. [Ялта – Москва]

Милая, хорошая Оля, вчера похоронили Г.К. Прохача. Жаль несчастного страдальца!.. Прилагаю при этом его последнее письмо, прочти и верни мне его назад. Пенсия-то у него была жалкая – всего 29 руб. Я ему помогала настолько, насколько могла. Похоронила я его около нашей могилы, на кладбище за нами. Сама я не могла его проводить, но наши служащие говорят, что очень было умилительно! По немощи своей я могла только возложить венок на гроб, когда процессия остановилась у нашего дома. Несчастное и жалкое, больное существо его жена!!

Я, Олечка, очень устала от своей службы, от этой вечной борьбы за существование нашего музея. Всегда какие-то препятствия, какие-то пороги, через которые трудно шагать. Вот и сейчас: отобрали у нас – с нашего текущего счета в Госбанке – 6 300 руб. как остаток от прошлого года и оставили совсем без копейки, без возможности расплатиться со служащими… Скопляются у нас средства только к концу года, когда мы не успеваем их использовать. Придется выклянчивать у Биб-ки, чего я совершенно не переношу. Вообще же к этому несчастному домику Чехова отношение НКП отвратительное, как и к памяти самого Чехова. Дом разваливается – трещит по швам, обстановка изнашивается, я слабею с каждым годом… одним словом, глаза бы мои не глядели на все сие. Если бы только мне дотянуть до весны и, может быть, последний раз побывать в Москве! Ох, как хочется… Может быть, мне удастся что-нибудь сделать в Москве для своего учреждения, поговорю серьезно – в последний раз. Для пушкинского дома в Гурзуфе в прошлом году было ассигновано 63 тыс., а на нынешний год ассигновали уже 123 тыс. Вот! Прости, голубушка, за кислоту, котор. я не в меру тебе преподношу, но уж так сердце наболело, что стало не в силах терпеть.

Как ты поживаешь, как милая Софа, давно вы обе мне не писали. Коллективную телеграмму я получила и сердечно благодарю за память [668]. Сама я часто стала хворать и иногда полеживаю в постели, как это было недавно – воспаление надкостницы с высокой температурой от зубных корней.

У нас тепло, цветут подснежники, фиалки [669], расцвела роза темно-красная, принес из сада Григ. Карп., в саду сухо, но сыро, при солнце же изумительно хорошо. Меня сие обстоятельство не радует, но я так бы хотела, чтобы вся эта красота была для тебя! Цветет уже и миндаль.

Мой Минуш погиб, похорошевши перед смертью, кто-то отравил у нас двух кошек, погибла и Хвеська у Григ. Карп. Теперь у меня новый Минуш – котеночек черный с белым, служит, когда хочет есть; с черной бородкой – пятном на нижней губе, что делает странное, но милое впечатление. Принесла этого котика Лидия Ник. Щукина. Все-таки старый Минуш прожил у меня 9 лет!

Целую и обнимаю тебя и Софу. Твоя Маша .

О соломенной мебели справляемся часто, и 300 руб. целы.

21 февр. 39 г. [Москва – Ялта]

Маша, драгоценная, «не кляни, а люби, и простит тебя тот…» [670].

Причина моего молчания – душевное мое мерзкое состояние от отсутствия настоящей работы и неумения уйти во что-нибудь с интересом, с энергией – и посему день за днем идет, я что-то делаю по инерции, но избегаю всего ответственного, не делаю того, что нужно делать, отвиливаю от всего и стыжусь этого.

Немного оправдаюсь тем, что утром у меня был массаж (теперь кончился), затем позирую – делает мой большой портрет Н.К. Радлова [671], и получается хорошо. Тоже скоро кончается – вот и день до обеда прошел. Вечерами много выступала, с своим коллективом – интересного мало, только что деньгу получаю.

Во-первых, благодарю и крепко целую за фото твоей выставки – уж очень ты меня там выкатила – аж страшно. Ивану Мих-чу [672]соберусь ответить на его милое витиеватое письмо – пусть не сердится. Пьеса его (между нами), конечно, нам никак не подходит, может, пошлет ее на периферию.

25 февр . – вот какой перерыв! Получила твое письмо с вестью о тяжкой смерти милого Прохача – так вспоминается он, когда он впервые пришел в дом Чехова! Что теперь будет делать его бедная Елизавета [673]– забыла отчество.