Мария Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 2: 1928–1956

Ну-с, кончаю, обнимаю тебя, целую крепко, привет «двору», буду ждать в октябре. Ольга .

Вчера была Елиз. Ив. – она едет в Ялту скоро на месяц.

6 сент. 40 [Ялта – Москва]

Милая Пупочка-Олечка, вчера у меня была двойная радость – получила два письма: от тебя и Софочки! Я все еще не привыкла к тому, что вас нет в Гурзуфе. Скучно мне, и тоскливо, и одиноко без вас. Страдаю от ремонтного волнения и от колита – первого никак не могу наладить, а от второго не сплю ночи от кишечных болей. Беда!

Приступили к работе над II т. Уже чувствуется технический опыт и сильное желание работать. Пожалуйста и непременно, всякое письмо твоего мужа в оригинале ли или в копии присылай мне, если будут таковые поступать к тебе. Егоров Е.П. это бывш. поручик в Воскресенске. Салтыковец, потом земский начальник – как ни странно, и кстати сказать, первый претендент на мою руку… Буду ждать присылки письма.

Погода роскошная, в саду у нас так свежо и зелено, как весной, снова зацвели розы, много астр. Часто перепадают дожди с грозами. Воображаю, как чудесно сейчас в Гурзуфчике. Будь же здоровая, береги себя и пиши мне почаще.

Целую, обнимаю нежно, с любовью. Маша

12 сент. 1940 г. Москва [В Ялту]

Дорогая Маша, видишь, на какой бумаге пишу? [741]Это из Львова, подарила мне Евгения Митроф. Хороша?

Ах, какая погода стоит!

Мыслями в моем осиротелом Гурзуфе. Завидно читать, как зелен и свеж ялтинский сад!

А я сижу в своем «центре», играю, репетирую, толкаюсь по улицам, гляжу только под ноги, потому что смотреть не на что.

3-го сент. умерла наша Tante Fanny в Боткинской больнице. У нее была дизентерия, кот. уже ликвидировалась, и она тихо угасала, последние дни была без сознания – отмаялась.

Люба «улетела» в Львов, в командировку, на месяц, поехали вчетвером.

Мне было нехорошо, после спектаклей – рвота. Вызвала своего Бодылкеса и Иверова, и вот опять исследования. Сегодня ем последний раз в 3 часа, завтра утром – клизма, и еду с Иверовым на рентген. На днях – анализ крови и, о ужас, будут брать желудочный сок.

Софа честно трудится, вечерами сидит дома. Когда я играю, мы с ней не видимся до ночи.

Возились эти дни с Бромом, кот. болел, вызывали ветеринара.

Ах, как хочется за город! Подышать свежим воздухом, забыть город и всю его суету!

Сегодня и на репетицию не пошла, вчера играла «Дядюшкин сон» и пока шла домой, страшно мутило.

Как твой ремонт? Янова все летает и суетится?

Вчера была Маша Шакина, принесла прочесть ее «воспоминания» в какой-то газетке; с дочерьми не видится, говорила, что хочется умереть, выкурила папироску, получила 30 р. и отправилась.

Прилагаю письмо Антона Павловича.

Будь здорова, Машенька, думай о поездке в Москву в октябре. Звонила Мария Моис., достала ей билеты на «А. Каренину».

Целую тебя. Ольга

18 сент. 40 г. [Ялта – Москва]

Дорогая моя, что же ты опять захворала?! Не везет нам! Я тоже хвораю, а главное, меня мучает невозможность производить ремонт: уже кончается третий квартал, а мы еще не начинали… Беда!

Фанни Георгиевну мне искренно жаль – не сладка была ее жизнь! Одна жуть кончать жизнь, да еще одинокой!

Сегодня все мое писание в восклицательных знаках – не могу унять душевной тоски, это от злости, должно быть, котор. не покидает меня!..

Вчера целый день был сильный ветер и куда-то унесло половую тряпку, по этому поводу был скандал в благородном семействе. И причем он и сейчас еще продолжается.

С 1-го окт. закрывается до весны Литфонд и, стало быть, я не смогу кормить своих двуногих зверей – это тоже одна из бед!

Поправляйся же, душенька, и береги себя хотя бы для меня. Целую и обнимаю тебя нежно, нежно. Твоя Маша

8 окт. 1940 [Москва – Ялта]

Машенька, дорогая, ой давно я не писала тебе, прости. Дни бегут… Отмечали мое 70-летие – кому это надо?! А я и сама не верю, что это так. Даты моей артистич. жизни отмечай, пожалуйста, но, видишь ли, мои юбилейные даты совпадают всегда с юбилейн. датами театра, ну вот и придрались [742]. Я даже звонила куда надо, чтоб не распространяли, – но ничего не помогло. Софа, наверное, тебе описывала все приятности этого дня. Мне был приятен мой творческий вечер [743], хотя я очень волновалась. С аппетитом читала «Рассказ г-жи NN», который очень редко можно читать, т. к. для массы это неинтересно. В театре во время «Тартюфа» собрался народ в дамском фойе, Влад. Ив. очень тепло говорил, поднесли мне хрусталь baccarat штук 70 – чудный, но, увы, теперь шкафик стеклянный надо приобретать, ставить совершенно некуда. На буфете стоят теперь очень милые старинные английские часы с боем, о которых я давно мечтала. Ужин 22-го был очень хороший, очень было грустно, что не было Левы и Ник. Дмитр-ча. Лева ночью звонил из Киева. Лорд прибыл на днях, рассказывал о своем элегантном времяпрепровождении в Кисловодске. Люба вернулась из Львова, полная интересных впечатлений. Здоровье мое ничего, вполне сносно. В анализах ничего не нашли, чему я, конечно, рада, но, конечно, происхождение моих послеспектакльных явлений пока покрыто туманом.

Я играю, репетирую. Сегодня «Вишн. сад», завтра «Дядюшкин сон» – видишь как!

Квартирка моя утопала в цветах, да и сейчас еще стоят корзины.

Маша, когда приедешь? Начала укладываться? Поскорей, будь добра. Посидим, поговорим, поиграем в кункен. Идёть?

Сегодня идут первый раз «Три сестры» [744], и я очень жалею, что занята в «Вишн. саду» [745].

Наша новая подруга [746], оказывается, уехала на отдых – я сейчас звонила ей, достала билеты.

В комнатах холодно, еще не топят.

В большом конверте посылаю два номера «Горьковца» [747]– один тебе, другой передай музейщикам, засим до свиданья, целую крепко, всем привет. Твоя Ольга .

В больш. конверте карточка Елене Фил.

13 окт. 40 г. [Ялта – Москва]

Дорогая и любимая моя Олечка!

Не было у меня досуга вчера прочесть «Горьковца», я сделала это сегодня утром, сейчас и подписываюсь подо всеми статьями, котор. в нем помещены. Надеюсь, мою любовь к тебе ты чувствуешь и ценишь! Во все времена нашей общей горести и радости я с нежностью относилась к тебе, правда, иногда ты этого не чувствовала и, пожалуй, даже не ценила, но мне этого и не нужно было… Я добилась того, что ты признала меня близкой-родной, и уж не отойдешь от меня далеко. Я старше тебя – это для меня выяснилось теперь, не спрячешь… [748]. Младшие должны почитать старших, и теперь я буду ожидать от тебя почтительности и уважения! Так как лучший современный театр наш и отчасти наша общественность признали тебя большой умницей и чрезвычайно талантливой, то ты должна выработать программу обращения со мной, чтобы я до самой моей смерти, котор., кстати сказать, уже не за горами, чувствовала твое родственное отношение ко мне. К тому же, волею судеб, я состою родной сестрой твоего покойного мужа, с которым была в большой дружбе. Выражаясь поэтично – я брошена сейчас в мое «прошлое» и снова его переживаю с величайшей живостью – проверяя «его» письма, т. е. твоего великого мужа и своего брата, я бросаю перо и возвожу очи к небу и восклицаю: как мы должны гордиться с тобой, имея в прошлом такого замечательного человека, умевшего обойти все мелкое и тусклое!! Довольно, официальная часть кончена, теперь перейдем к тому мелкому, котор. нас окружает.