Марина Райкина - За кулисами. Москва театральная

Но в серьезных труппах всегда находился один кормилец, который умел сделать кашу из топора, то есть из ничего. В Сатире таковым считался Спартак Мишулин. Он возил с собой кроме кипятильника еще и маленькую походную плиту, на которой для мужской части труппы варил обалденный суп из баночного лосося. Когда Спартак Васильевич с помощью сухого спирта «запалял» свою походную кухню, запах стоял на всю гостиницу. Сейчас эти гастрономические рассказы – из раздела преданий.

День третий. Ночь.

Уселись все за столом над морем. Принесли выпить и фрукты закусить. Поют. Смеются. Да что там смеются – гогот здорового молодого организма вспарывает горячую южную ночь. Директор театра Александр Стульнев по-грузински рассказывает анекдоты и читает стихи Ахмадулиной. Кто-то говорит про салат. Но лучше всех в «Табакерке» готовит Витасик Егоров.

– Дай рецепт.

– Ну, я драники люблю готовить. А вот еще хорошая закусочка. Одна банка печени трески – растереть вилкой, к ней два вареных яйца тоже растереть. Сто грамм развесного творога и по вкусу черный, красный перец. Можно добавить зелень. Все перемешать – и к водочке. А можно еще использовать как начинку к блинам. Я на Масленицу так делал.

– Как я загорел? – спрашивает Витасик у Бека.

– Сало не горит. Оно шкварчит, – отвечает старый пират.

Вместе со всеми Табаков, хотя нездоров и кашляет.

– Вы сознательно не держите дистанцию с труппой и можете сидеть с артистами до утра?

– Это еще и мне нужно. Чтобы понимать, куда они движутся человечески. Очень важно, чтобы они знали, что о них заботятся. Это такой бронежилет от жизненных пакостей. А ты задай себе вопрос – почему им хорошо вместе? Можно сказать, они молоды. Это так, но они никогда не нацелены на унижение достоинства друг друга. Хотя юмор, сама видишь, какой.

Самое большое потрясение – Олег Табаков, этот матерый человечище, который может все, оказывается, почти не умеет… плавать.

– Вообще-то умею, могу держаться на воде 50 и даже больше метров. Но в детстве ребята потопили меня, и я рефлекторно боюсь. Мне нравится вода, Волга – она такая ласковая, совершенно ни на что не похожа. А море мне никогда не нравилось. Жара мне не нравится, и отдыхать мне не нравится.

Из гастрольных историй.

Так что же сказал Ширвиндт в Челябинске, и о чем до сих пор помнят в театрах? Крылатому выражению предшествовала особо пикантная история. В один прекрасный день в гостинице Челябинска, хранящей множество тайн, администрация «Цирка на воде» вывесила объявление: «Всем надо провериться на наличие венерических болезней». Ночная жизнь в гостинице замерла. Все ходили понурые и как-то по-особенному грустили. На третий день Ширвиндт изрек: «Ничего не может быть. Девочки все время сидят в хлорке».

Среди спектаклей долгожители – такая же редкость, как и среди людей. Спектакли играют по 300, 500 и 1000 раз. На них вырастают поколения зрителей и артистов. И вот что удивительно: точно рассчитанный и крепко сделанный при «зачатии» театральный организм, в отличие от человеческого, не дряхлеет, а радует своим свежим, неувядающим видом. Даже если представляет нам

Табаков церемонно раскидывает руки. Покровительственный поклон и не менее покровительственный взгляд в сторону Безрукова. Оба кланяются. У обоих – золоченые камзолы, белые пудреные парики и… аплодисменты, аплодисменты.

«Амадей»… Театральный долгожитель – в Московском Художественном за 28 лет выдержал 359 представлений раз, и 359 раз на сцену в роли злодея Сальери выходил самый солнечный артист – Олег Табаков. А рядом с ним не менее солнечный Моцарт – Сергей Безруков. Хотя он – четвертый Моцарт, убиенный Сальери.

На сцену выходит молодой хлыщ в модном камзоле и зычным голосом сообщает: «Уважаемые дамы и господа, Сальери – убийца!» Тут же, как пушечное ядро, на сцену вылетает Моцарт и начинается праздник, легкомысленный фейерверк, который заставляет забыть о том, кто чей убийца. Но мы-то знаем, что фейерверк – и жизненный, и карьерный, и материальный – рано или поздно кончается. И начинается драма… Но до нее в «Амадее» еще далеко.

Премьеру «Амадея» сыграли 20 декабря 1983 года. За время своего существования спектакль «Амадей» знал четырех Моцартов, его четырех возлюбленных Констанций и всего одного Сальери. Пьеса англичанина Шеффера переносит нас в 1781 год, в Вену. В центре событий – Моцарт и Сальери в окружении императора, жены, придворных дам, дворецких, служителей театра и ветерков в количестве четырех штук.

А начинался он так. Пьесу «Амадей» во МХАТ, которым в то время руководил Олег Ефремов, в 1982 году принес режиссер Марк Розовский. В этот момент Олег Ефремов разрывается между Лениным и Кафкой. В том смысле, что со спектаклем о Ленине «Так победим!» у него проблемы, а Кафку, то есть спектакль по пьесе «Отец и сын», власти вообще закрывают. Постановщик Кафки, малоизвестный режиссер без звания и даже без категории Марк Розовский предлагает про Моцарта и Сальери.

Марк Розовский: Ефремов разрешил мне ставить Шеффера. «Вот только кто будет Сальери?» – спрашивает он, а при этом сам уже перебирает фамилии своих актеров. «А если Табаков?» – говорю я. Он аж крякнул – у них были непростые отношения из-за ухода Ефремова из «Современника». «А он согласится?» – «Конечно. Я с ним говорил», – соврал я и без звонка отправился к Олегу на Смоленскую. Тот спал, я передал пьесу жене и ушел. А потом…

А потом… Табаков, артист с колоссальной интуицией на роли, согласился, и начались репетиции. В общем, от авантюр бывает польза: в результате Табаков перешел во МХАТ, а Сальери стал его первой ролью на академической сцене.