Креативы Старого Семёна

– Когда ж ты, Сергеич, приемник себе купишь? – спрашивал Сергей Иванович. – Что тут, по радиоточке этой, узнаешь? Бубнят одно и то же. А в мире-то знаешь, что творится!?

– Да фиг с ним, с миром этим, – отмахивался тот, – у нас, слава богу, все спокойно. Живем хорошо, вот только честно тебе скажу, Иваныч, не люблю я зиму эту. Чего зимой делать? На лыжах разве. И темнеет рано. Только спать и остается.

– Нельзя, Сергеич, замыкаться, понимаешь в своей скорлупе. Двадцатый век на дворе! Ядерное оружие, ракеты! А на Ближнем Востоке? Читал вчера в «Правде» статью?

– Да ну, глаза портить! – не сдавался Петр Сергеевич. – Брось ты это, Иваныч. Ты, конечно, человек не мне чета, образованный. Но я тебе все ж скажу – бросай ты все эти газеты. Один вред для здоровья. То ли дело на даче, тишина, воздух! Утром выйдешь на крыльцо, поссышь на травку. Природа благоУхает. Хорошо! Давай еще по чуть-чуть.

– Ладно, поехали! Твоё!

Где-то после ста пятидесяти Сергей Иванович обычно сильно хмелел, начинал курить и жаловаться на жену. А Петр Сергеевич был так же спокоен и рассудителен. Хотя тоже мог выкурить пару беломорин.

– Да разве она такая была раньше! Не поверишь, Сергеич, ласковая, добрая! Слушалась меня беспрекословно.

– Вспомнил, чего раньше! Раньше, небось, ты ее в койке-то задабривал, не то, что нынче. Вот она, доброта-то, оттуда вся и шла.

– Так что ж тут, - грустнел Сергей Иванович, – возраст, физиология уже не та у организма. И врачи говорят, вот я читал на той неделе… Погоди, Сергеич, тише! Брежнев говорит! Погромче сделай.

Сергей Иванович приникал ухом к радиоточке. Слушал он внимательно, сопереживая всем лицом. Петр Сергеевич тем временем, уважительно поглядывая на приятеля, разливал по стопкам, подрезал колбаски, накладывал грибков.

— Все же, Сергеич, ну все правильно он говорит. Никому не позволим, понимаешь, диктовать нам. Пусть они там не думают! Обнаглели! Давай на посошок, пойду я.

— За тебя, Иваныч! Я тебе скажу, ум у тебя государственный, не хуже чем у… чем у некоторых, которые там... Ну, короче, будь здоров!

Потом Петр Сергеевич провожал Сергея Ивановича по лестнице на четвертый этаж. Прислонял к двери, звонил и быстро спускался к себе, слыша за спиной ругань Иванычевой жены. Дома открывал на кухне форточку, мыл посуду. Потом стелил себе, раздевался. Немного посомневавшись, все же шел на кухню, доставал из холодильника початую четвертинку, выпивал пятьдесят грамм и шел спать.

На четвертом этаже тем временем уже спал, громко храпя, пьяненький Сергей Иванович, рядом плакала его злая жена. А Петр Сергеевич заснул со счастливой улыбкой. Приснились ему лето, дача, благоУхающая природа, крыльцо, травка. Жизнь была хороша.

Вспоминается старое время, шестидесятые годы, выступление по телевизору международного обозревателя Валентина Зорина.

Это была большая, чуть ли не часовая, передача, посвященная, уж не помню, Лос-Анджелесу, что ли. С акцентом, естественнно, на безработицу, расовую дискриминацию и пр.

– Здесь, – сказал Зорин, – совершенно не развит общественный транспорт. На весь многомиллионный город – один (один, товарищи!) автобусный маршрут. Поэтому каждая семья буквально вынуждена покупать автомашину!

Секунду помолчал, давая телезрителю осознать весь ужас ситуации, и скорбно добавил:

— А то и две!

Светлана Петровна, хотя и курила, запаха, остающегося в комнате после курения, терпеть не могла. В квартире у нее всегда был свежий воздух. А курить она выходила на балкон. Летом было проще, а зимой, так целая история – напяливать обувь, надевать шарф и пальто. Но и не курить Светлана Петровна не могла.

Она выносила на балкон табуретку, садилась, закуривала. Балкон выходил во двор, было тихо. Внизу шла своя жизнь, проходили люди, кто-то гулял с собакой, кто-то целовался с девушкой, убирал снег дворник. Светлана Петровна отмечала про себя, что собака породистая и, наверное, дорогая. Что девушка довольно-таки миленькая, и жаль, что она связалась с этим, наверняка пьющим, балбесом. А вот дворник работает хорошо, старательно. Но эти наблюдения происходили как-то машинально. Она смотрела вниз, видела картинку, но картинка эта была ей не слишком-то и нужна. И, смотря сквозь дворника, собаку и целующуюся парочку, затягиваясь сигаретой, Светлана Петровна вспоминала. И то, что случилось вчера на работе, и прочитанные книги, и кино, и давнее - молодость, романы, любовь. Ей было уже довольно много лет, муж умер, дочка со своей семьей жила отдельно. Потом она возвращалась в комнату, смотрела телевизор. Или читала часок-другой. И ложилась спать.

Жизнь эта, монотонная и однообразная, давно не приносила ей радости. Наоборот, тоска все сильнее завладевала Светланой Петровной. Тоска по молодости, приключениям, яркой и разнообразной жизни, когда каждый день был интересен, когда сон был лишь неизбежным перерывом, отсрочкой следующего, такого же интересного, дня. Это было странно, странно ей самой. Ведь все было более-менее хорошо. Светлана Петровна была еще не стара, на здоровье не жаловалась. И работа нравилась, и внуков она обожала, и даже романы случались до сих пор. Обычно летом, когда она ездила в какой-нибудь санаторий. И подруг у нее было много. Светлана Петровна ходила в театры, на выставки, читала книги. Но ни на минуту не оставляло ее ощущение, что все это – не настоящее, не то, что в молодости. Какой-то суррогат, второй сорт, а не жизнь.

Не хотелось стареть, не хотелось быстро уставать, не хотелось смотреться в зеркало. И было страшно думать о неизбежном, о том, что большая часть жизни позади, что еще каких-нибудь лет десять, ну пятнадцать – и она превратится в обычную смешную старуху, точно такую же, как те, – вызывавшие жалость, что наблюдала она в магазинах, поликлинике, автобусе.

В этом месте автор запнулся. Чуть ли не на месяц. Придумывались разные варианты – как сделать жизнь Светланы Петровны полной и насыщенной. Ну и, желательно, счастливой. То она у него, у автора, влюбилась до безумия, то вдруг, совсем уж неожиданно, бизнесом занялась, да так успешно, что не поверите! То еще что-то. Но выходило почему-то неубедительно. Даже фальшиво. И понял автор, что ничего тут не поделаешь. Во всяком случае, этому автору с этой героиней. Был бы автор другим человеком, глядишь, и расцвела бы Светлана Петровна, стала бы как новенькая. А у этого никак.

Время жить – и время умирать.

Раз в неделю Александр Борисович проходил мимо загса – надо было запастись продуктами на неделю, универсам был в следующем доме. И каждый раз видел он одну и ту же сцену: молодожены и гости стояли на улице, ждали своей очереди. Чтобы не терять времени даром, открывали шампанское, разливали по бокалам, пили. С неизменным тостом, обращенным к жениху: