Креативы Старого Семёна

— Михаил Моисеевич, для читателей нашей газеты, пожалуйста, пару слов о причинах вашего отказа!

— Срок не истек, - отрезал Ботвинник, - до двенадцати ночи еще много времени, я могу и согласиться!

И повесил трубку. А наутро передал в газеты свое заявление об отказе играть.

***

В.В. Смыслов поступил в институт еще до войны, уже будучи знаменитым шахматистом. В инъяз, вроде бы. Потом война, из института он ушел, кажется, даже на заводе работал одно время. После войны В.В. поступил в МАИ. Где проучился лет десять. Потом в какой-то газете, кажется, "Комсомолке", появился фельетон про вечного студента, и с авиацией было покончено. И вроде остались только шахматы. Но в конце шестидесятых приятель В.В., знаменитый тренер по боксу Огуренков уговорил его получить высшее образование в Инфизкульте. Причем по боксерской специализации. Заочно.

Тут уж Смыслов отнесся к этому делу серьезно, и институт окончил. Хотя, вроде бы, на каком-то курсе перевелся все же на шахматную специализацию. Помню, Березин говорил:

— Звоню ему: "Василь Васильич, сейчас командное перевенство Москвы, вы за "Буревестник" не сыграете?" "Что вы, что вы, Иосиф Давидович, у меня же скоро сессия!"

***

В 1967-м году в зональном чемпионате СССР победил Штейн, вторым был Геллер, третье-пятое места поделили Корчной, Гипслис и Тайманов. А выходящих мест было четыре. Для определения "третьего лишнего" устроили дополнительное двухкруговое состязание. Незадолго до его начала Березин встретил Тайманова.

— Готовитесь, Марк Евгеньевич?

— Нет, - ответил тот, - какой смысл готовиться, если играть всего четыре партии. Это же лотерея. Кому повезет, тот и выйдет.

Справедливости ради скажу, что не повезло именно Тайманову. Хотя в турнирчике том он набрал два очка, столько же, сколько Корчной и Гипслис. Но по коэффициенту (в чемпионате СССР) остался за бортом.

***

Березин работал судьей на Московской шахматной Олимпиаде 1956-го года. Не главным, не заместителем главного, а всего лишь одним из судей. И в его обязанности входило, в частности, при доигрывании вскрывать конверты и воспроизводить записанный ход на доске. Всего лишь. Но поскольку участники пользовались - каждый - своей национальной нотацией (и алгебраической, и описательной), то Березин все это в короткий срок изучил. Чтобы не попасть в неловкое положение и, самое главное, не повлиять ненароком на ход партии. Особенно он волновался, когда ему наутро предстояло вскрыть конверт с записанным Найдорфом ходом - тот пользовался именно описательной нотацией, причем испанской. Иосиф Давидович смотрел позицию, чтобы составить список возможных записанных ходов, повторял правила описательной нотации. Все обошлось благополучно.

Это все к тому, что судьи порой забывают, что их главная задача - не ошибиться. Последствия могут быть самые серьезные. Последний тому пример - испорченный судьями (при деятельном участии вице-президента ФИДЕ) матч Крамника с Раджабовым в Казани.

***

После одного из чемпионатов СССР были дисквалифицированы мастера Юхтман, Лейн и Жуховицкий. Об этом, как мне помнится, можно прочитать в книге "Шахматы за 1958-1959 годы" (сдвоенный ежегодник). И.Д. рассказывал, что в этот список чуть не попали Таль и Штейн, но их все же решили простить. Причину дисквалификации И.Д. сообщил мне - подростку - в весьма деликатной форме:

— Они очень любят жениться.

Помню, про одну молодую шахматистку он сказал нечто подобное:

— Очень способная. Могла бы чемпионкой мира стать. Но уж больно хочет замуж.

***

И.Д. был сильным кандидатом в мастера, много раз играл в турнирах с мастерской нормой, но она ему так и не покорилась. Причину однажды ему объяснил ленинградский международный мастер Борис Владимиров:

— Иосиф Давидович, если вы хотите стать мастером, не играйте кривых дебютов!

В старые времена большими были не только деревья, но и компьютеры. Скажем, распространенная в семидесятые годы ЭВМ "Минск-32", по всем параметрам уступающая сегодняшней персоналке, занимала, со всей своей периферией, площадь примерно пятнадцать квадратных метров. Обслуживала ее целая бригада инженеров во главе с начальником машины. Именно он и получал полагающийся для бесперебойного функционирования капризной техники спирт, несколько десятков литров в месяц. Не цистерна, конечно, но все же, все же... На небольшой коллектив хватало.

И вот у нас в НИИ произошел такой случай. Начальником машины назначили женщину, выпускницу МИФИ. Очень хороший она была человек, да и специалист отличный. Но не нравилось ей, что ребята, ее подчиненные, пьют на работе. Поэтому она выдавала им только то мизерное количество спирта, которое было действительно нужно на протирку. А остальное в конце месяца собственноручно выливала в унитаз. Ребята ее и просили, и угрожали, но все было бесполезно.

И тогда они написали на нее заявление в милицию, в ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности), упирая на то, что собственность она разбазаривает именно социалистическую. И помогло, несчастная женщина плюнула и ушла с этой должности.

Так вот, один знакомый, вспоминая то время, недавно сказал:

— Ненавижу советскую власть!

— А почему, собственно? - поинтересовался я.

— Да потому, что у нас в вычислительном центре спирта было море разливанное, и я в результате спился!

Недавно ходил в зал Чайковского. Знаменитая актриса два часа читала замечательные стихи. Впечатления мои (субъективные, субъективные) были ужасны.

Читать стихи очень трудно. Особенно хорошим артистам. Они, читая, не удерживаются от искушения напомнить публике, что они актеры. И актеры замечательные. Им мало поставленного голоса, интонации. Они добавляют драматического искусства. В результате ломается ритм, пропадает автор. И чем лучше стихотворение, тем легче оно погибает под напором актерского таланта и мастерства. Исключения редки. Помню, как замечательно Олег Ефремов читал "Ворон к ворону летит". Очень нравился мне Михаил Козаков. Из нынешних прекрасно читает Константин Райкин. А больше, пожалуй, и не назову.

Вот такая имха.

Была у нас сотрудница, молодая женщина. У нее было много романов. Как-то она мне рассказывала о своем новом избраннике.

— Понимаешь, он какой-то странный. У него идеалы...

Тут я несколько удивился. Этого слова в ее словаре я раньше не замечал.

— Чего-чего у него? - уточнил я.

— Ну как, идеалы, - испуганно ответила она. - Бронзу любит, хрусталь.

Еще в армии Витька раздумывал о своей будущей жизни. Главное – зарабатывать много денег. Хотелось ходить в джинсах и дубленке, купить «Жигули», любить красивых женщин. Перебирал разные варианты и пришел к выводу, что реальный путь один – устроиться в торговлю. Опасно конечно, сажают иногда, но игра стоит свеч.