Креативы Старого Семёна

А его спрашивают про отложенную партию.

Он к нам поворачивается, трубку ладонью прикрывает, шепотом:

— Ребята, а как отложенная?

— Да ничья там!

Он - в трубку:

— В отложенной партии, по мнению экспертов, наиболее вероятен ничейный исход!

Кстати говоря, вспомнил историю, которую мне давным-давно рассказывал молдавский мастер К.

Он вместе с Лутиковым играл в каком-то турнире. Жили вдвоем в одном номере. Вернее, втроем. Лутиков, К., и канистра молдавского вина. В общем, турнир сложился удачно. За исключением того дня, когда они должны были играть между собой.

"Просыпаюсь, гляжу: Толя зарядку делает. Я говорю:

— Брось ты это, давай по стаканчику.

— Не могу, - отвечает, - никак не могу, извини. У меня сегодня очень важная партия.

И так мне полчаса голову морочил. Потом, конечно, снизошел.

Так вот, играю я с Гуфельдом. Играем-играем, он мне ничью предложил. Я говорю:

— Подумаю.

Ну и задумался. Он встал, гуляет по турнирном залу. Я смотрю - на единственный мой ход у него есть неожиданный ответ, и у меня просто плохо, если не сказать безнадежно. Короче он подходит, я говорю:

— Согласен, Эдик.

— А я тебе не предлагал.

— Как это не предлагал?!?

— А кто видел?

Тут подходит Лутиков.

— Я видел!

— Да как ты мог видеть, тебя и рядом не было!

— Даже и не сомневайся, Эдик, - говорит Лутиков и показывает кулак.

И тут же мы подписали бланки".

В молодости он пил, пил много. Этому способствовали и актерская среда, и рано пришедшая к нему слава. А потом все изменилось. Он полюбил прекрасную женщину и сделал ей предложение. А она сказала:

– Выйду за тебя замуж только если ты бросишь пить. И немедленно уйду, если хоть раз увижу тебя пьяным.

С того дня и до самой смерти он не выпил ни рюмки. Прожил долгую и счастливую жизнь. Сыграл много замечательных ролей в театре и кино. Был любим народом, уважаем коллегами. Получил и официальное признание: был удостоен множества наград и звания народного артиста.

И лишь одно немного портило жизнь. Старый друг, поздравляя его с очередным успехом, неизменно добавлял:

– А все-таки раньше, когда ты выпивал, выходило получше. Уж извини.

Был такой длинный анекдот про гостей и хозяйского мальчика. Который встал на табурет и прочел гостям собственные стихи про дедушку Ленина:

Дядя Ленин мой родной,

Весь зелененький такой!

Очень Ленина люблю,

про зеленого пою!

И один гость шепотом спросил у хозяина:

— А почему Ленин у него зеленый?

— Понимаешь, уж очень любит пятьдесят рублей.

Сползает по крыше старик Козлодоев,

Пронырливый, как коростель.

Б. Гребенщиков

Игорю Витальевичу было немного за пятьдесят. Разведенный, свободный. Жил один в двухкомнатной квартире, хорошо зарабатывал. И одевался со вкусом, и сам из себя был мужчина видный: строен, худощав, с приятными манерами. Романы крутил обычно на работе и исключительно с молодыми женщинами, что вызывало зависть сверстников и некоторую злобность у молодых сотрудников. И когда в восемьдесят восьмом прогремел фильм «Асса», Игорь Витальевич был прозван, наверняка молодыми же, стариком Козлодоевым. Кличка как-то приросла, он откликался на нее сначала с раздражением, а потом уже автоматически, без всяких эмоций.

Вскоре он женился во второй раз. Жена была моложе на четверть века, к тому же был у нее ребенок от первого брака, но это не остановило Игоря Витальевича. К женитьбе на этот раз он отнесся ответственно, походов налево себе не позволял. Учил уроки с ее сыном, водил жену в театры, картинные галереи, пытался приучить к чтению. Она терпела, но подругам все же жаловалась:

– Мой Козлодойчик опять меня вчера в Третьяковку таскал.

– Ну и хорошо, Наташа! – отвечала какая-нибудь подруга.

– Да ну! Это все ля-ля, тополя. Архитектура, одним словом!

Так или иначе, но прожили они вместе лет десять. Потом Наташа стала задерживаться по вечерам, придумывать каких-то подруг, у которых ей пришлось остаться переночевать. Игорь Витальевич поступил решительно, развелся, не дожидаясь дальнейшего. И стал жить один. Возраст у него был уже солидный, здоровье пошаливало. Пришлось уйти на пенсию.

К новой жизни он тоже постепенно привык. Смотрел телевизор, гулял, рядом был хороший лесопарк. На память о прошлых годах купил диск Гребенщикова и иногда выпивал рюмочку под «Старика Козлодоева».

Не то что он был совсем одинок, нет. Иногда приезжала дочка от первого брака, сорокалетняя уже дама, привозила внучку. Но бывало это редко, раз в пару месяцев. А так все больше по телефону. Ну и какие-то приятели - не приятели, но знакомые постепенно образовались, в основном пенсионеры из соседних домов.

Так он и жил, старел, дряхлел. Ходил уже с палочкой, ноги побаливали. Да и сам он стал другой. Часами сидел у окна, смотрел на улицу, думал. Вот птицы почему-то целой стаей сели на электропровода над домом напротив. А какие – не видать. Может, воробьи, а может и нет, какие-то перелетные. Сидели-сидели, а потом, тоже все вместе, сорвались с места и улетели вдаль. А зачем сидели, куда полетели – не поймешь, и спросить не у кого. А вчера гулял в лесопарке, так на дорожку, прямо на него выбежал ежик. Испугался, ощетинился и стоит. Игорь Витальевич присел на лавочку. И ежик тоже чего-то ждал, не уходил. И вдруг очень захотелось Игорю Витальевичу, чтобы ежик опустил свои колючки, тогда можно было бы его погладить. Долго он ждал, и дождался. Но только было подошел, как тот снова ощетинился. Так и вернулся домой ни с чем.

Приготовил поужинать, поел, выпил рюмочку. Поставил любимый диск. Гребенщиков запел:

Ползет Козлодоев, мокры его брюки,

Он стар, он желает в сортир.

– Ах ты сука! – неожиданно крикнул Игорь Витальевич. – Я тебе покажу сортир! Думаешь, молодой, так тебе все можно?

И он выпил еще рюмку. Не отпустило, наоборот, заболело сердце. Тут он испугался, накапал валокордина, померил давление. Ничего страшного, можно и спать ложиться.

…………………………………………………………………

Прожил он еще пару лет. На похороны пришли обе жены, дочка с внуком, сослуживцы. Были поминки, говорили обычные в таких случаях слова. Потом, тоже как обычно, стали вспоминать что-то забавное из жизни покойного. А напоследок два перепивших сослуживца даже попытались спеть:

Занятие это любил Козлодоев

И дюжину враз ублажал.

Кумиром народным служил Козлодоев

И всякий его уважал.

Но на них зашикали, и они тут же замолчали.