Креативы Старого Семёна

— Помнишь, я тебе про него когда-то рассказывал. Между прочим, очень любит поэзию, много наизусть знает.

Мы поговорили, вспомнили молодость, общих знакомых. Потом, когда я уже уходил, он достал из-под подушки папку, протянул мне.

— Почитай, потом поговорим.

— Хорошо, - сказал я, - обязательно.

И ушел.

Дома я открыл папку, и увидел, что это поэзия. Вот никогда бы не подумал, что он пишет стихи. «И что он может написать, в шестьдесят лет поэтами не становятся. Чушь какая-то, абсурд! И ведь надо будет ему что-то потом говорить, хвалить, человек в очень плохом состоянии, не скажешь же ему – брось, ерунда все это. И еще эта его манера заглядывать в глаза!». Вот с такими примерно мыслями начал я это читать.

Но все было не так. Стихи меня очень удивили. И понравились. Необычностью, глубиной, трагизмом, да многим еще.

Потом мы еще года три виделись время от времени. Я приходил к нему домой, он клал передо мной новые листы, я читал. Он заглядывал мне в глаза.

Потом его не стало. Стихи свои он успел издать. Сборники эти лежат у меня дома, я их иногда перелистываю.

…

Никогда не считал себя знатоком поэзии. Не считаю и сейчас. Может быть, это и cлабые стихи, не знаю. Но мне они нравятся. Интересно услышать мнение людей, значительно более меня сведущих в этом предмете.

Вот одно из его стихотворений. Так он их записывал, по одному слову в строчке, так они напечатаны в его прошедших мимо читающей публики сборниках.

Я

К вам

Пришел

Издалека,

Никем

Не узнан,

Никем

Не званное

Дитя,

Невольный

Узник…

Кровь

Бьется

В венах,

Как

В тисках,

Как

Птица

Вещая

В силках,

Как

Солнце

В чёрных

Облаках,

Как

Шмель

Хмельной

В его

Лучах,

Как

Белый

Свет

В моих

Очах…

Мне

Тесно

В теле,

Нем

Язык,

Последний

В горле

Умер

Крик…

Я

К небу

Чёрному

Приник,

Пытаясь

Рассмотреть

Впотьмах

Души

Свободной

Первый

Взмах.

В семидесятые годы одним из самых популярных советских изданий была «Литературная газета». А читать ее начинали с последней страницы. Это был отдел юмора – Клуб «Двенадцать стульев». Печатались там маститые советские сатирики, иногда помещал свои шуточные стихи Валентин Берестов, публиковались молодые Горин, Арканов, Измайлов, Александр Иванов – всех не перечислишь. И был там, на этой странице, маленький раздел – «Фразы». За одну фразу-остроту платили пять рублей. Это я знал точно, это мне рассказал приятель Бориса Б., поэта-сатирика, постоянного автора последней страницы «Литературки». А Борис часто приходил в «Эрмитаж» поиграть блиц.

Мысль об этих сумасшедших и вместе с тем легких деньгах меня не покидала. Одна фраза – пять рублей! А если десять острот? Ну хотя бы пять для начала. И я стал придумывать смешные фразы. Долго мучился, чтобы не сказать - тужился. Придумал, кажется, три или четыре. Смутно помнится одна: «Зачинатель броуновского движения».

Набравшись храбрости, подошел я к поэту, только что расплатившемуся с партнером за проигрыш. Играли они по-крупному, Борис отдал рублей пятьдесят.

— Вот, фразы сочинил, не послушаете?

— Давай! – нехотя согласился он. Послушал и сказал:

— Не пойдет.

И пошел вместе с партнером пить коньяк на веранде ресторана «Эрмитаж».

Тем дело и кончилось. А жаль. Деньги-то были очень нужны. Да и фразы вроде были ничего, не хуже, чем у людей.

Когда-то у нас в НИИ работал один сотрудник. С тех пор прошло много лет, он стал музыкантом, саксофонистом, довольно известным в московском джазовом мире. А начиналась его профессиональная карьера так.

Он давно уже занимался джазом, но на любительском уровне. И вот однажды, дело было в семидесятые годы, знакомый музыкант пригласил его на халтуру. Надо было играть в квартете в одном из западных посольств, на дне рождения атташе по культуре.

Он взял инструмент, надел свой лучший костюм, повязал галстук-бабочку и поехал. Удивило его, что остальные трое – опытные музыканты - кроме инструментов пришли еще и с большими портфелями.

В посольстве их встретил распорядитель, провел в еще пустой банкетный зал с небольшой сценой На столах стояли батареи бутылок и бокалы. Все было готово для фуршета. Договорились о программе, распорядитель сказал:

— Ребята, угощайтесь! Виски, джин с тоником! Что вам налить?

— Нет-нет, ничего не надо, спасибо, - вежливо ответил старший, - мы на работе не пьем.

И распорядитель ушел. А музыканты, оставшись одни в зале, быстро-быстро побросали в раскрытые портфели разнообразные и практически недоступные в то время советскому человеку бутылки.

С тех пор прошло много лет. Он много и успешно играет в России и за рубежом, был лауреатом разных фестивалей, имеет хорошую прессу. Выпустил несколько дисков. На него ходит публика. Но все же первое свой профессиональное выступление вспоминает до сих пор. И не потому, что потом им заинтересовался наш первый отдел, и у него были некоторые неприятности. Нет, это быстро забылось. А вот что не взял с собой портфель…

Один мой приятель так говорил о своей жене:

— У нее ум небольшой, но изящный.

Эти слова я часто вспоминал, беседуя с одной сотрудницей, Мариной. Как-то, в начале восьмидесятых, мы спорили с ней о гремевших тогда событиях в Польше – «Солидарность», Лех Валенса, антисоветские демонстрации и т.д. Упомянув в логической цепочке своих доказательств вторую мировую войну, она подвела итог:

— Мы их освободили, так пусть не петюкают!

Я долго обдумывал эту гениальную фразу. Вообще, Марина меня часто удивляла. Беседовать с ней было сплошным удовольствием. Ход ее мыслей был непредсказуем и парадоксален. Хотя размышляла она в основном не о высоких материях, а о своих многочисленных романах. Возмущалась легкомыслием приятельницы, связавшейся не с тем, по ее мнению, мужчиной:

— Она что же думает - легла, ноги раздвинула, и все? Мозгами шевелить надо!

Сама Марина редко совершала необдуманные поступки. В ранней юности она сильно обожглась, и с тех пор была очень осторожна. Старалась не влюбляться. Что не исключало бурной личной жизни. Кавалеры делали ей дорогие подарки, водили в рестораны. Доставали дефицитные джинсы, духи и прочее.

Как и многие в то время, она немного спекулировала шмотками. Было в порядке вещей купить что-нибудь за тридцать рублей и тут же продать лучшей подруге за сорок. Как-то Марина сказала мне: