Креативы Старого Семёна

— Никогда мы не будем хорошо играть в футбол,- сказал он,- потому что футбол не в нашем национальном характере. Вот хоккей - другое дело!

— Не понял, Шурик, объясни.

— Ну вот смотри. В хоккее как - выскочил на лед, раз! раз! выложился весь за минуту, и на скамейку отдыхать. Отдохнул, снова выложился, снова отдыхаешь. А в футбол - там все сорок пять минут бегать надо, работать. И после перерыва снова. Нет, это не по-нашему!

На работу Шура приходил очень рано, за полчаса до начала рабочего дня. И эти полчаса он играл в домино.

— Шурик, - спросил я его как-то, - а зачем тебе еще и утром играть, если ты весь обед козла забиваешь?

— Не понимаешь ты! – ответил он. – От того, как пройдет утренняя игра, очень многое зависит в обед!

Вообще говоря, Шура был человеком думающим. Жизнь свою он планировал на много лет вперед. Но как-то очень нестандартно. Задачи ставил перед собой самые неожиданные. Но зато и плоды своих трудов пожинал! Однажды он поделился со мной своими мыслями о пинг-понге.

— Вот я, честно говоря, три года летом ходил в Нескучный сад, в настольный теннис учиться играть. И научился, прямо как мастер. Слева могу, - тут он сделал рукой движение, имитирующее подкрученный прием шарика слева, - ну и справа тоже. И снова подкрутил воображаемый шарик, но уже мощным атакующим ударом справа.

— Ну чего, молодец, - сказал я, - можешь теперь всех там обыгрывать. Пиво будешь пить на халяву каждый день.

— Да пиво здесь ни при чем, честно говоря. Вот я этим летом к родственникам ездил, на юг. Городок маленький, курортников нет почти, местные больше. И вот я, допустим, в парк иду гулять, а там столы, играют люди. Ну я, честно говоря, там всех обыгрывал. Они ж так, любители. А я и справа, и слева, - тут он снова показал, как подкручивает шарик. - Ну и вот, подходит один ко мне, не пьянь какая, а солидный такой мужик, и говорит: "Разрешите с вами сыграть". Не то что, знаешь там, "сыграем?" или "по рублю за партию будешь?", а вот так именно мне и говорит: "Разрешите с вами сыграть!" Приятно, честно говоря. Больше никому, а мне - "Разрешите с вами сыграть!"

Этот Шурин монолог припомнил я через несколько лет, смотря телевизор. Было это году в девяносто третьем, кажется. Шуры, бедняги, к тому времени уже не было в живых. Наш первый президент, Борис Николаевич Ельцин, рассказывал, как он посетил Конституционное совещание. Уровень дискуссии его несказанно удивил.

— Вот там, действительно, - говорил он, - вот там умеют выступать. Умные люди собрались, юристы, ученые, понимаешь, приятно послушать! Знаете, как они говорят? "Уважаемый коллега, позвольте с вами не согласиться". Прямо так и говорят: "Уважаемый коллега, позвольте с вами не согласиться". Вот и нам бы так!

Арнольд Ильич Гессен родился в 1878 году, в 1912-м окончил юридический факультет Петербургского университета, работал корреспондентом "Русского слова" в Государственной думе. Чем он занимался после революции я, честно говоря, не знаю. Но в 1960-м он выпустил свою первую книгу - о Пушкине. А затем и еще несколько. Книги стали популярными, издавались, переиздавались. О Гессене много писали в газетах, он вступил в Союз писателей, нередко заходил в ресторан ЦДЛ. Грелся в лучах поздней, но заслуженной славы.

Однажды, было это в начале семидесятых, в писательском ресторане подошел к нему знакомый литератор:

— Позвольте, Арнольд Ильич, представить вам молодого поэта Грифельда. Он большой поклонник вашего таланта.

А рядом стоит этот самый Грифельд, молодой человек лет тридцати, в джинсах, в свитере. Стоит и молчит. И Гессен молчит, ждет комплиментов.

И наконец Грифельд говорит:

— Гессен! Дай рубль!

Если вдуматься, то люди живут почти одинаково. Рождаются, вырастают, идут работать. Потом женятся, рожают детей. Детей своих любят все, ну, как правило, все. Жен – тут уже бывает по-разному. Ну а работу, я так наблюдаю, любят не так уж часто. В общем, кому как повезет. Но все равно, живи и радуйся, чего уж там. Что есть, то есть.

А самые счастливые – это которые всё любят. Детей, жену, любовницу, работу, безделье, поесть, выпить, футбол посмотреть, подраться, в баню сходить, съездить на рыбалку.

С завистью смотрю я на таких людей. Ведь какое удовольствие получают они от жизни! Чужды им созерцательность и рефлексия. Живут они здесь и сейчас, и каждую секунду проживают в полную силу. Причем проявляется это в каждой мелочи.

Помню, ехал я однажды в поезде, вышел покурить в тамбур. Стою, курю у окна. А у другого две девушки курят, разговаривают. И выходит в тамбур мужик. Достает из внутреннего кармана пиджака слегка початую бутылку портвейна, а из бокового конфетку. И начинает не спеша пить из горлышка. С чувством, с толком, с расстановкой. Выпьет, откусит немного от конфетки. Потом снова запрокидывает голову и пьет, с удовольствием кося взглядом на попку стоящей спиной к нему девицы. Все бы хорошо, да вот немного не рассчитал. Конфетку уже доел, а в бутылке еще грамм сто пятьдесят. И закусить нечем. Он немного раздумывает, потом решительно запрокидывает голову, допивает, аккуратно ставит пустую бутылку на пол. Освободившейся рукой хватает девицу за задницу, довольно крякает и быстро уходит. Провожаемый презрительными взглядами девиц и восхищенным - моим.

В старые времена у каждого работника должна была быть какая-нибудь общественная нагрузка. Так было принято. Один оформлял стенгазету, другой ездил за продовольственными заказами, третий занимался сбором профсоюзных взносов. Ну и так далее. Я ходил в народную дружину. Дело это было непыльное. Примерно раз в пару месяцев после работы ездили мы к ресторану «Гавана», что на Ленинском проспекте. Недалеко от ресторана, на первом этаже жилого дома, в обычной однокомнатной квартире находился так называемый опорный пункт охраны общественного порядка. Немного мебели – письменный стол, шкаф, стулья. Ну еще плакаты, бюст Ленина на какой-то тумбе. Все, вроде бы. Мы ждали, потом приходил капитан милиции, невысокий такой, лысый, лет сорока, проводил инструктаж, смысл которого был – ни во что не вмешиваться, если что, звонить в милицию. Выдавал нам красные повязки дружинников. Мы выходили на улицу, повязки прятали в карманы. Где-то убивали пару-тройку часов. Иногда даже в ресторане сидели, но обычно просто шлялись по магазинам. Или выпивали. Потом возвращались в опорный пункт, сдавали повязки и разъезжались по домам.

Однажды пришли мы в опорный пункт, а нашего капитана еще нет. Меня это не слишком огорчило, поскольку мы с приятелем Витькой успели по дороге купить бутылку портвейна. Стакан в опорном пункте нашелся. Хранился он под бюстом вождя. Бюст был гипсовый, полый. Выпили, тут и капитан подошел.