Креативы Старого Семёна

Люди чувствуют себя обнищавшими по сравнению с прошлым, хотя на самом деле их материальное положение ничуть не ухудшилось. Ухудшилось, если можно так выразиться, их место в социальной иерархии. И человек чувствует себя плохо, злится и негодует.

Собственно, все это достаточно банально. А вот каково чувствовать себя богачом, не будучи им? Не знаете? А я знаю, проходил. Летом девяностого года в городе Киеве. Я туда поехал отдохнуть дней на десять. И взял с собой два блока "Явы". А в Киеве с табаком было совсем плохо. Когда сигареты привозили в киоски, очереди выстраивались дикие, многочасовые. А я шел по Крещатику, покуривал и не отказывал ни одному бедняку, который стрелял у меня сигарету. Я был богач!

Чертовски приятное ощущение, доложу я вам. Жаль, что это был единственный случай в моей жизни.

Один мой знакомый, актер, часто ссорился с женой. Ей не нравилось, что он много пьет. Ну и погуливает. Ссоры были бурными.

— Ты чего добиваешься? Чтобы я от тебя ушел? - грозно спрашивал он.

— Уходи! И детей забирай, чтобы не слишком ты радовался свободной жизни! - кричала она.

— Меня, - резонно возражал он, - и с детьми любая возьмет. Артистов мало, а женщин много. И все хотят спать с артистами!

Действительно, артисты на женщин производят впечатление прямо-таки магическое. Вспоминается такой случай.

Ходил я когда-то лечить спину к мануальному терапевту. Это был очень интересный человек и хороший врач. Пациенты его любили, особенно женщины. Те так просто его обожали. И немудрено. Во-первых, в самом сеансе мануальной терапии присутствует некий эротический оттенок. И во-вторых, врач был молод, красив, любезен. Я уж не говорю о том, что лечение, как правило, помогало. Короче говоря, они приходили на прием, как на свидание - макияж, наряды и все прочее. Терпеливо сидели в долгой очереди, ревниво поглядывая друг на друга.

Но однажды врач был забыт. В очереди сидел и дожидался приема артист! Немолодой, лет сорока. Пришел он с приятелем, они тихо о чем-то говорили, а женщины поглядывали на него и перешептывались:

— А как его фамилия?

— Не помню, но он снимался в фильме, не помню названия, ну там, где Абдулов жене изменяет.

— Алферовой?

— Да не Алферовой, жена там эта, как ее... ну, черненькая такая. Так он ее начальника играет.

А артист тем временем увлекся и стал говорить погромче:

— В зале было человек пятьсот, не меньше. Дети, взрослые. И все, представь, смотрели только на меня!

Приятель понимающе кивнул.

— Не на зайчиков, не на Снегурочку! - продолжал артист, посматривая на восторженных женщин. - На меня!

Смотрел вчера по «Культуре» вечер моего любимого Петра Тодоровского. И вспомнил одну историю, которая меня занимает уже много лет.

Как известно, первой заметной работой Тодоровского-кинооператора был фильм «Весна на Заречной улице». Вот что говорится во всех справочниках.

Автор сценария - Ф. Миронер. Режиссеры - Ф. Миронер, М. Хуциев. Операторы – Р. Василевский, П. Тодоровский. Одесская киностудия. 1956 г.

Итак, автор сценария – Ф.Миронер. Многие помнят такую сцену из фильма. Сталевар Савченко (Н.Рыбников), учащийся вечерней школы, приходит домой к своей учительнице Татьяне (Н.Иванова). Приходит для того, чтобы та с ним дополнительно позанималась русским языком. А Татьяна просит его немного подождать – сейчас по радио будут передавать музыку, не помню, Чайковского, что ли. И она очень хочет послушать. Итак, Татьяна слушает, Савченко ждет. И понимает, что, во-первых, любит Татьяну и, во-вторых, что ему надо еще много расти, чтобы быть достойным ее.

И вот как-то читаю сборник Ю.Нагибина. И натыкаюсь на такой рассказ. Герой, кажется, шофер, ходит в вечернюю школу. Приходит к учительнице домой, для дополнительных занятий. И учительница просит подождать – она хочет послушать музыку.

Он ждет, она слушает. Потом ему это надоедает, он берет ее в охапку и несет к кровати. Потом он ее бросает, уезжает, а она пишет ему нежные письма.

Честно говоря, когда я это прочел, то не знал, кто написал сценарий «Весны на Заречной улице». И решил, что Нагибин. И что он просто адаптировал свой рассказ под нужды кинематографа. А оказалось – вот так. И непонятно, что думать. Рассказа у меня под рукой нет, и как он называется – не помню.

И все-таки, что же там у них произошло, у Миронера с Нагибиным? Может, кто-то знает?

В каждом человеке, даже в самом старом и циничном, живет романтик. Живет где-то глубоко и неприметно, но иногда все же дает о себе знать.

Зимним февральским вечером ехал я на вокзал, чтобы встретить поезд из Одессы. Издатель передал с проводницей двадцать авторских экземпляров моей книги. А я должен был их у нее забрать. Причем, хоть издатель и написал, что проводнице уже заплачено, но сто рублей отдать я все же планировал.

И вот еду в метро и думаю. Вернее, предаюсь тем самым бессмысленным мечтаниям, о которых так хорошо сказал в свое время Николай Второй. Вот я к ней подойду, к проводнице этой, скажу:

— Вам для меня книги передали.

И она воскликнет:

— Ой, это вы написали? Я всю ночь вашу книжку читала, уж простите, что без спросу, но не оторваться прям!

А я прослезюсь… то есть прослежусь, поцелую ей руку и подарю одну книжку. Нет, книжку жалко. Или все-таки подарить?

Короче, приехал на вокзал, поезд пришел, народ схлынул, я зашел в вагон, подхожу к проводнице, объясняю – так мол и так. Она внимательно на меня смотрит, улыбается. Я стою, смущаюсь. Потом она говорит:

— Мы вашу книжку-то от таможни прятали, чтобы не помяли, не испачкали. Всё чистенькое, можете проверить. Знаем, возили книги, не сомневайтесь, возили!

И опять смотрит мне в глаза. Ну и пришлось дать ей двести рублей. Старался же человек.

Вспоминается одна история, которую рассказал в семидесятые годы знакомый эстонец из города Нарвы.

Но сначала небольшое вступление. Когда я в те годы бывал в Эстонии, меня сначала очень удивляло, что на почте в любом, самом крохотном городке, висели на русском и эстонском языках правила получения посылок из-за границы. В Москве, сколько я на почте ни бывал, подобных объявлений не видел. И не знал ни одного человека, который такие посылки бы получал. Потом мне объяснили, уж не знаю, правда или нет, что в эмиграции эстонцев живет больше, чем на родине, и практически у каждого советского эстонца есть родственники за рубежом.

Итак, этот самый эстонец рассказал мне историю своей семьи. Не могу, разумеется, утверждать, что она совершенно достоверна. Но, во всяком случае, рассказ его постараюсь передать точно.

До войны отец его служил в эстонской армии унтер-офицером. Когда Эстония стала советской, его взяли в Красную Армию и даже присвоили офицерское звание. Тем не менее, когда началась война, он дезертировал и при немцах служил на военной радиостанции. А потом ушел вместе с отступавшими германскими войсками. После многих приключений оказался в Лондоне, где и доживал свой век. Жену и детей он больше не видел. Сам он приехать в СССР боялся, а детей - взрослых уже - за границу не пускали.