Креативы Старого Семёна

И еще одна история вспоминается в связи с Леонидом Ильичем. Кто-то, уж не помню кто, догадался добавить к устоявшейся формуле «Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ Леонид Ильич Брежнев» еще три слова – руководитель ленинского типа. Добавка понравилась и прижилась. С годами, однако, она стала подвергаться некоторой инфляции. Сначала руководителями ленинского типа начали называть скончавшихся членов Политбюро. А потом даже и живых. Но тут осенило товарища Кириленко. И он в каком-то своем выступлении обратил внимание аудитории на то, что Леонид Ильич является руководителем не только ленинского типа, но и ленинского же масштаба.

Увы, беспощадное время всё обесценивает. Помню, в восьмидесятые наш НИИ понес тяжелую утрату – скоропостижно скончался заместитель директора по хозяйственной части. Прощание ему устроили по высшему разряду. Все было, как у больших. Даже проводили его заводским гудком, как это было принято на привычных тогда похоронах генсеков. А в многотиражке поместили некролог, подписанный директором, его замами, секретарем парткома и прочими лучшими людьми НИИ. И там было написано: «Владимир Михайлович М. являлся руководителем ленинского типа и масштаба».

Есть люди, легко забывающие свои обиды. Завидую. Я-то свои помню спустя годы и десятилетия. Не то, что не прощаю. Но помню. Даже самые пустячные.

Вот, например, вспоминается такая история. В детстве одной из моих любимых книг была «Улица младшего сына», про пионера-героя Володю Дубинина. Написали ее Лев Кассиль и Макс Поляновский. Перечитывал я ее много раз, знал чуть ли не наизусть. И вот в нашу школу приехал автор. Правда, не Кассиль, которого я любил и за «Кондуит и Швамбранию», а Поляновский. Нас собрали в актовом зале, и Поляновский стал рассказывать, как зародился у него замысел книги, как он собирал материалы, ну и так далее. Короче говоря, все, что в таких случаях принято рассказывать.

Наверное, я был самым заинтересованным слушателем в зале. Во всяком случае, поглядывая на своих одноклассников, я не видел на их лицах никакого интереса. Скорее всего, они не читали книгу. А может, читали, но она им не понравилась. А я-то слушал внимательно, ловил каждое слово.

И вдруг Поляновский прервал свой рассказ и раздраженно сказал:

— Мальчик в третьем ряду! Немедленно встань и выйди из зала! Не мешай остальным слушать!

И указал рукой на меня. Я встал и вышел. Было очень обидно, и я ничего не понимал. Хотелось даже плакать. За что он меня выгнал? Ну за что?

Теперь-то я понимаю, что Поляновский, наверное, решил, что я кривляюсь и строю рожи. Вот он и сорвался. Бывает. Но я-то просто сопереживал! И эмоции отражались на моей мордочке.

Помню, что я тогда жутко обозлился на Поляновского. И книжку эту больше никогда не открывал. «Как же так, – думал я, - человек написал про подвиги и благородство. Значит, он и сам должен быть хорошим человеком. А повел себя так плохо. Что-то тут не так. Не так тут что-то!»

Повзрослев я стал хуже относиться к пионерии, комсомолу и даже к коммунистической партии. Возможно, мне казалось, что у них тоже что-то было не так.

Иногда я думаю, что не будь того случая, все сложилось бы иначе. Кто знает.

Сначала о братьях наших меньших.

Помню, в нашем доме жила пожилая супружеская пара. Оба очень вежливые, приветливые. И была у них овчарка, тоже пожилая и хорошо воспитанная. На улицу хозяева выводили ее без поводка. Она не то, что не кусалась – даже не лаяла никогда. Семенила за хозяином – он бегал трусцой. Или медленно шла за хозяйкой – у той были больные ноги, ходила она с палочкой. Доброжелательность, миролюбие были прямо-таки написаны и на лицах супругов, и на собачьей морде.

Но вот однажды я вышел со двора и пошел к метро. Навстречу мне бежал трусцой старик, за ним, тоже не спеша, овчарка. И вдруг собака напряглась, зарычала, глаза у нее стали красные, и она бросилась на меня. Я даже не успел как следует испугаться, овчарка пронеслась мимо. За ней бежал хозяин.

Я обернулся. В десяти метрах от меня стоял очень бледный милиционер. Именно на него пыталась броситься овчарка, но старик успел ухватить ее за ошейник.

— Простите нас ради бога, - сказал он виноватым тоном, - она очень мирная. Но почему-то на милиционеров всегда кидается.

Я шел к метро и думал – что же такое могли сделать ей милиционеры. Наверное, что-то было, но что?

С тех пор прошло много лет. Давно нет на свете этой собаки. Но я часто про нее вспоминаю. По разным поводам. Вот, например, на днях одна вполне вроде бы миролюбивая женщина, отложив в сторону газету, чуть ли не закричала:

— Эти лесбиянки совсем обнаглели! Демонстрацию устроили! Жаль, что меня там не было, уж я-то им в волосы вцепилась, ох, вцепилась бы. Стрелять их надо, я считаю!

Нет, ну я еще понял бы, если она такое сказала бы про геев. Все-таки люди не выполняют свой долг перед женщинами. Но лесбиянки-то чем ей мешают?

Хотя учился я в экономическом вузе, но боже, как я ненавидел всю эту экономику!

Помню, был у нас такой предмет – «История экономических учений». Курс читал некий доцент Т. Он был лысеющий мужчина лет тридцати пяти. Стоял на кафедре, выставив вперед левый локоть, голову опирал на ладонь, а правой ладонью постоянно ощупывал растущую лысину. Вернее, даже не ладонью, он заводил руку назад, основание ладони клал на затылок, чтобы было удобно. Ладонь нависала над головой, пальцы же, неторопливо шевелясь и перемещаясь, проверяли состояние волосяного покрова.

Собственно, к этой картине всегда и было привлечено мое внимание, содержание же лекций как-то проходило мимо ушей.

И вот сдаю я ему экзамен, по существу, не зная ничего. Но как-то ответил все же. Он сидит за столом, внимательно слушает, голова на левую руку опирается. Потом задает дополнительный вопрос. Видимо, пятерку хотел поставить, человек он был не злой.

— Что такое локаут?

Я на всякий случай ответил дипломатично:

— Локаут - это могучее средство борьбы пролетариата с эксплуататорами

Он поднял правую руку, лысину почесал.

Сказал задумчиво

— Как раз наоборот.

И поставил четверку

Странное дело – все сейчас жалуются на падение интереса к шахматам, вспоминают «золотой век», советское время. С одной стороны, всё правильно, интерес публики тогда был несравненно больше, общественный статус гроссмейстера намного выше. Зато денег ведущие советские шахматисты получали несравненно меньше. А попросту говоря, гроши. Да разве дело только в деньгах? Сейчас гроссмейстер сам планирует свой календарь, выбирает, куда поехать играть. Раньше, когда основным источником дохода гроссмейстера были зарубежные поездки (валюта!), выбирать не приходилось. Все решало начальство. Поэтому играй, дорогой гроссмейстер, там, куда пошлют. Или пустят.