Начало гражданской войны.

Баккенгаузен. Какой состав?

Краснов. Двенадцать тысяч, из коих 75 %, казаков.

Баккенгаузен. На какие средства содержится?

Краснов. Средств союзники не дают. Донцы сначала давали, но с уходом добровольческой армии с донской территории вопрос о помощи остается открытым.

Баккенгаузен. Не верю. Генерал Алексеев должен придерживаться союзнической ориентации. Как комплектуется офицерский состав добровольческой армии?

Краснов. Без участия донского правительства. Иногда нельзя проверить, действительно ли поступающий есть офицер и каких убеждений. Среди офицерства раскол: отряд Дроздовского хочет уйти и поступить на службу или к Донскому или к Астраханскому войску.

Баккенгаузен. Можно ли организовать на Дону, на германские деньги, монархические офицерские отряды?

Краснов. На Дону их формировать неудобно, но на границах Дона можно, например, в Богучарском уезде [123].

Баккенгаузен. На границах Дона немцами устраивается ряд артиллерийских складов. Потребуется ли что-либо для Дона?

Краснов. Да, потребуется. Наш генеральный штаб представит списки [124].

Генерал Краснов, надеявшийся сорганизовать юго-восточный союз и от союза уже отправить посольство в Берлин, благодаря упрямству кубанцев и несогласию других представителей, надежду эту теряет и решает отправить в Берлин, а также и в Киев письмо с особой делегацией в составе герцога Лейхтенбергского, полковника Кунакова и одного представителя от торгово-промышленного класса [125]. Выбор на герцога Лейхтенбергского пал по указанию генерала Эйхгорна, как на отдаленного родственника германского императора Вильгельма II. Посылая Лейхтенбергского, генерал Краснов надеялся на большую удачу в виду родственных отношений [126].

В отличие от Дона, кубанцы готовились к борьбе или, в крайнем случае, к ограждению себя от возможностей вторжения немцев на Кубань. Еще в апреле месяце, в станице Мечетинской, отрезанные от всего остального мира бушующими волнами большевизма, кубанцы, когда узнали, что немцы намерены продвигаться на юг, и не имея реальных сил этому воспрепятствовать, в совместном совещании рады, правительства, атамана и высшего командного состава добровольческой армии решили держаться следующей тактики: Если немцы пойдут на Кубань, то нужно сделать их пребывание на Кубани возможно менее болезненным для населения. Поэтому не исключается возможность разговоров с ними от имени правительства и выставление известных условий, как временного сожительства. Однако, немцы не пошли в глубь Кубани. Они ограничились занятием ее западной части — Таманского полуострова, необходимого им для охраны Керченского пролива, но и отсюда вскоре были вытеснены восставшими кубанскими казаками.

В той же станице Мечетинской был решен вопрос и об отношении кубанцев к Украине. Идея федерации с Украиной в раде возражений не встретила, ибо это было признано средством избавиться от включения Кубани в территорию Советской власти, на чем чрезвычайно упорно настаивал тогда Раковский в переговорах с Украиной о мире. Делегированный на Украину Н.С. Рябовол и др. подали мирной конференции меморандум, в котором от имени Кубани заявили, что никогда Кубань не признавала Советской власти, ведет с ней борьбу, объявила себя свободной и независимой, и просили Украину при заключении договора с Советской властью иметь в виду Кубань, как не находящуюся во власти большевиков.

В конце января 1918 г. я приехал из Петрограда в Москву с небольшой группой офицеров, собранной в Петрограде для активной защиты Учредительного Собрания. 13 декабря 1917 г. для этого в Петрограде собралось около 120 бывших офицеров латышских стрелковых полков с целью поступления на должности командиров взводов и отделений в те полки, которые обещали защищать Учредительное Собрание. Но в решительный момент эти полки от своего обещания отказались, и нам пришлось распустить собранных офицеров, ибо средств для их содержания вовсе не имелось. Субсидировавшему нас Т.И. Чайковскому с большим трудом удалось собрать небольшую сумму на наш отъезд из голодного Петрограда. Большая часть офицеров разбрелась, небольшой процент поехал на Дон и Украину и только несколько человек вместе со мною выехало в Москву.

В Москву я приехал без определенной цели, собственно говоря, решив уехать в Сызрань к семье, и в Москве остановился лишь для розысков полковника Фридриха Брэдиса, бывш. командира 1-го лат. стр. полка, чтобы получить от него подробные сведения о положении в Москве и о его намерениях, так как он собрал в Москве около 40 офицеров своего полка. Полковник Брэдис верил, что в Москве удастся сформировать сильную офицерскую организацию, которая сумеет очистить древнюю столицу от большевиков и протянуть руку генералу Алексееву. Познакомившись с его намерениями, я решил остаться в Москве и работать вместе с ним. До начала февраля Брэдису удалось найти в Москве до 12-ти разных офицерских организаций, большая часть которых только что начала организовываться. Наша цель была связаться с наисильнейшей из этих организаций или даже войти в одну из них отдельной группой и приложить все силы для объединения разных организаций, создания общего центра и выработки общего плана деятельности. Для этой цели мы посетили известного кадетского деятеля, присяжного поверенного К., которому генерал Алексеев доверил представительство в Москве.

Наша группа к середине февраля разрослась до 60 человек офицеров. Средств у нас никаких не было. Некоторые из офицеров имели в Москве родственников, у которых и находили квартиру и содержание. Некоторым удалось найти службу, по большей части места сторожей; им приходилось дежурить и часто исполнять обязанности швейцаров, получая за это маленькую комнатушку, иногда и пищу, и в очень редких случаях — мизерное жалованье. Но большая часть офицерства все таки была без работы, и им приходилось устраиваться в одной маленькой комнате по 4–5 человек, приобретая средства существования самым тяжелым трудом. В марте одна из таких групп работала больше восьми недель по разгрузке угля. Работая сдельно, можно было заработать около 30 рублей в день, и в то время эта плата считалась хорошей. Но оставаться дальше в таком положении было весьма трудно, и потому начался разброд этих групп, ибо каждого, которому удавалось найти хоть сколько нибудь подходящую работу, можно было считать потерянным для организации. В виду этого наибольшей нашей заботой было отыскание средств для укрепления организации. Мы обратились к адвокату К., но при первой встрече он хотя и согласился с нашим проектом об объединении и обещал созвать совещание представителей организаций, но на получение от него денежных средств рассчитывать не приходилось. Он утверждал, что он — единственный человек в Москве, снабжающий деньгами, но что он принципиально против субсидирования, так как в этом отношении имеет кое-какой опыт. Он в свое время выдал больше чем тысяче офицеров средства для поездки к ген. Алексееву на Дон, но из этой тысячи уехало не больше ста человек. Остальные остались спокойно жить в Москве или уехали в другие места, и потому К. уезжающим в Донскую область офицерам теперь выдавал только билеты на поезд. Финансирование московских организаций К. считал возможным только тогда, если удастся создать настолько сильные и объемистые организации, что с ними можно будет освободить Москву от ига большевиков. На следующей неделе было созвано три заседания в конспиративных квартирах. Целью этих заседаний было выяснить количество уже сорганизованной силы, организовать центральный штаб, выяснить, на какие силы можно рассчитывать в следующие месяцы и после этого, если собранных сил будет достаточно, выработать план захвата Москвы. При подсчете цифр, поданных представителями разных организаций, получились вполне удовлетворяющие результаты, тем более, что в то время в Москве большевики имели совсем ничтожное количество войск. Но мы не были уверены, существует ли в действительности в каждой организации столько людей, сколько числится в списках, ибо были случаи, что одно и то же лицо числилось в списках двух разных организаций. Поэтому решили подробно проверить количество членов каждой организации.