Начало гражданской войны.

Мне пришлось проверить две группы: одну — в Замоскворецком районе и другую — в районе Красных ворот. Результат оказался весьма плачевным. В одной из групп, в которой на бумаге числилось 60 человек, мне удалось найти только четырех, во второй группе, в которой по списку числилось более 100 человек, я нашел только 20. На следующем заседании объединенных организаций оказалось, что такие же результаты получились и при обследовании остальных групп. Таким образом, результаты проверки окончательно подорвали нашу веру и ожидания. Вместе с тем открылись еще новые неожиданные обстоятельства. На одном из заседаний нашего центрального штаба появилось два члена боевой организации социалистов- революционеров. Оба эсера были офицеры, и все-таки большая часть членов нашего штаба держалась по отношению к ним весьма враждебно; хотя эсерам разрешили сделать доклад, но после того дали им понять, что они здесь лишние. Когда я высказал удивление по этому поводу, то один из главных членов нашего штаба ответил мне вопросом: не принадлежит ли и латышская группа к эсерам?

До этого времени я был уверен в том, что все силы русского народа могут и должны общими силами бороться против немцев и большевиков, что только таким образом мы добьемся успеха и что окончательное слово на Руси будет за Учредительным Собранием, в которое войдет и партия эсеров. Но случай, переданный выше, дал мне понять, что многие считают общую борьбу под одним знаменем с эсерами невозможной.

На одном из собраний неожиданно выяснилось еще одно обстоятельство. Представитель «организации Прилукова» объявил нам, что из Берлина только что вернулась наша делегация во главе с одним из бывших царских министров, которая будто бы заключила с Германией секретный мирный договор, при чем условия этого договора иные, чем предусмотренные в Бресте (Брестский договор в то время еще окончательно не был подписан). По условиям нового договора, часть Российской империи, оккупированная немцами, возвращается, и Россия за это заключает с Германией на 25 лет весьма невыгодный для России торговый договор, а Германия обязуется после окончания войны восстановить в России монархию. Мне до сего дня не удалось выяснить, было ли это только провокацией или действительно фактом, хотя должен сказать, что все виднейшие члены нашего штаба, в том числе и председатель, адвокат К., приняли это сообщение, как безусловный факт. Хотя во время последних двух лет подтверждения этого факта я не слышал, но я считаю его вполне возможным, ибо уже тогда замечалась немецкая ориентация кадетской партии [128]и всех партий, стоящих правее кадетов. Кроме того, по сведениям контр-разведчиков Брэдиса, все члены Прилуковской организации получали порядочное вознаграждение (300–500 руб. в месяц) из германских источников.

Так постепенно выясняя все обстоятельства, мы увидели, что попали в весьма невыгодное положение, ибо наши убеждения заключались в том, что невозможно говорить о мирных договорах до тех пор, пока не заключен мир на западно-европейском фронте. Столь же невозможным мы считали заключение мира с большевиками. Поэтому мы с полк. Брэдисом решили не посещать больше собраний штаба объединенного центра, хотя сами не могли придумать ничего другого для дальнейшей работы, ибо наши средства были весьма жалки. За все это время полк. Брэдис получил от адвоката К. на содержание нашей группы только 3000 рублей. Наши собственные силы были слишком ничтожны для самостоятельного предприятия. Примкнуть к какой-нибудь партии, могущей субсидировать нас, мы тоже не хотели, ибо желали остаться вне всяких партий, считаясь только боевой единицей. Оставался как будто бы только один выход: ликвидировать свои дела и разойтись. Но вдруг появились новые перспективы продолжения начатой работы.

Теперь я могу лишь приблизительно указать время, когда случилось все то, о чем я рассказываю. В середине или в начале марта я получил от полковника Брэдиса записку, в которой он просил меня вечером быть дома, так как он придет по очень важному делу. Вечером он явился ко мне в штатском и просил меня быть весьма внимательным и следовать за ним, не объясняя мне, зачем и куда. Мы пошли по узким и темным переулкам, и мне казалось, что он нарочно меня так водит, или что он заблудился. Наконец, после продолжительной «прогулки» мы вошли в один двор, спустились по лестнице вниз и позвонили у двери подвальной квартиры. На вопрос, кто там, Брэдис ответил, что хочет видеть Марью Ивановну. Нас пригласили в переднюю, а затем привели в столовую, где за накрытым столом сидело двое мужчин и одна женщина. За столом было два места свободных, очевидно, для нас. Брэдис познакомил меня с одним из мужчин, который назвал свою фамилию. Это был — Б.В. Савинков, который в свою очередь познакомил меня с другим господином — его адъютантом. Кто была квартирная хозяйка, я до сего дня не знаю. Не стану описывать Савинкова, достаточно сказать, что мне бросились в глаза энергичные черты лица этого славного мужа. В этот вечер мы не говорили о секретных вещах. Савинков интересовался исключительно тем, что мы пережили и что делали раньше. Он интересовался также бывшим северным фронтом, возникновением большевизма в латышских стрелковых полках, командующим составом и т. д. Мы сговорились, что о следующей встрече нас известит «Флегонт», как был прозван адъютант Савинкова (самого Савинкова звали «Мария Ивановна»). Я отмечаю эти подробности для того, чтобы показать, насколько конспиративно мы должны были действовать. Но приемов конспирации у нас вовсе не было, исключая Савинкова, который в этом отношении был виртуоз.

Вторая встреча с Савинковым произошла на следующий же день, и при этом я познакомился с его сотрудниками, с которыми он недавно приехал от генерала Алексеева. Сотрудники, с которыми нам потом приходилось вместе работать, были: полковник Александр Петрович Перхуров (он же Александр Александрович), полковник С. и врач Николай Сергеевич Григорьев (он же доктор Аксенов). Последний погиб в ноябре 1919 года во Владивостоке, где он участвовал в восстании генерала Гайды. Указанные лица составляли штаб в Москве.

Идеей Савинкова было создание новой, вполне беспартийной офицерской организации в Москве, с целью свергнуть большевиков и продолжать войну с Германией до окончания военных действий на западном фронте. Для достижения этого было решено после свержения большевиков организовать в Москве военную диктатуру, трудовое правительство и во главе союза в Москве выдвинуть одного из самых популярнейших генералов. Все это не противоречило нашим стремлениям, и хотя Савинков не мог субсидировать нас, мы с радостью согласились работать вместе с ним.