Начало гражданской войны.

На следующий день йз Вологды приехал Березовский и привез известия весьма печальные. Офицера, которому там было поручено взять инициативу и организовать вологодскую группу, Березовский не нашел. По сведениям из Рыбинска, там обстоятельства были лучше. Была организована сильная группа офицерства во главе с капитаном Г. Эта организация согласилась сама своими силами поднять в Рыбинске вооруженное восстание, тем более, что в то время в Рыбинске почти что не было большевистских сил. Кроме того, в Рыбинске была сконцентрирована в большом количестве артиллерия. Команда и офицеры, обслуживающие эту артиллерию, были против большевиков, а некоторые состояли даже членами нашей организации. Мы могли быть уверены, что успех в Рыбинске будет за нами. Можно было также надеяться, что рыбинская артиллерия поможет Ярославлю. Хотя я не был в Рыбинске лично, но получил все эти сведения от Савинкова, Брэдиса и Перхурова, с которыми часто встречался в Ярославле во время вооруженного восстания.

В Ярославле положение было таково: в городе, в здании кадетского корпуса был расположен один советский полк, состоящий из 4-х рот, всего около 600 штыков. Три роты можно было считать весьма неустойчивыми, ибо в них находились наши люди, утверждавшие, что ни одна из них сопротивляться не будет. Напротив, четвертая рота, при том наибольшая, состояла из мадьяр и считалась самой верной большевикам. В центре города в одном частном доме помещалась отдельная группа коммунистов, на которую смотрели как на самую твердую и боеспособную большевистскую войсковую часть. Кроме них, была небольшая часть конных милиционеров, которую можно было считать на нашей стороне. И, наконец, авто-пулеметное отделение, состоящее из двух бронеавтомобилей и пяти пулеметов. Вся автомобильная команда в числе 25 человек состояла из офицеров, членов нашей ярославской организации. Ее начальник поручик В. был один из самых деятельных членов организации. Кроме того, он, как военный авторитет, стоял высоко в глазах большевиков, и они его приглашали на все важнейшие заседания; таким образом, для нас не было почти никаких секретов.

Ярославская организация во главе с полк. Л. имела около 120 членов, не считая автопулеметчиков. Члены организации были разбиты по отделениям по 5–6 человек. Все отделения составляли два батальона. Большая часть членов организации находилась на службе у большевиков, в разных артиллерийских, инженерных и интендантских складах, поэтому при их содействии легко можно было собрать сведения о всех тех боевых припасах, которые находились в руках большевиков. Оценив силы обеих сторон, можно было ожидать, что успех будет на нашей стороне, особенно, если удастся поднять восстание неожиданно и получить поддержку из Москвы и Калуги, а потом и из Рыбинска.

Вышеупомянутые сведения были нами собраны к 20 июня. В течение всего этого времени я посещал штаб формирования большевистской армии. Прошло уже три недели после подачи заявления, но ответа о моем утверждении еще не было. Теперь я и не желал его получить, так как это не имело никакого значения. Только теперь я понял настоящие причины моего неутверждения. Я узнал, что помощником окружного комиссара Аркадьева был московским наркоматом назначен бывший редактор «Окопной Правды» и душа разгрома всего Рижского фронта в 1917 г. — еврей Нахимсон. Так как не было никаких сомнений в том, что Нахимсон меня знает еще со времен Рижского фронта, то понятно, что я в Ярославле ничего хорошего не мог ожидать. Генерал Ливенцов обнадеживал меня, рассказывая, что он лично, без ведома комиссара, телеграфировал в Москву, категорически требуя моего утверждения, но через несколько дней и сам Ливенцов был отставлен, якобы за очень категорическое требование утвердить поданные им проекты. На место Ливенцова был назначен его нач. штаба генерал Зайченко, после чего я этим штабом перестал интересоваться и заходил туда только для того, чтобы отвлечь подозрения и иногда по штабным приказам и документам удостовериться о правильности тех сведений, которые мы успели собрать о силах и припасах противника.

В конце июня приехал в Ярославль на постоянное жительство Перхуров, который был назначен командующим ярославской группой. Мы имели два заседания нашего штаба, на которых подробно рассмотрели план восстания и составили приказ о нем. В первые дни июля приехал Савинков, от которого зависело назначение дня выступления. В то же самое время начали стекаться отдельные члены нашей организации из Москвы и Калуги. Мы ожидали всего около 200 человек.

Просматривая наши силы, я не указал на ту солидную помощь, которая была нам обещана и, по моему мнению, должна была быть фундаментом всего восстания — а именно: помощь рабочих. Должен сказать, что среди ярославских рабочих было большое недовольство большевистским режимом. По нашим сведениям, почти все рабочие железно-дорожных мастерских согласились восстать против большевиков и их советов. Почти то же наблюдалось и среди рабочих фабрики Корзинкина.

В разговорах с Савинковым, который остановился у меня, я старался подробно выяснить этот вопрос, указывая, что во время восстания инициативу должны проявить рабочие, а наша организация должна быть только поддержкой их и главной боевой силой. Если мы поступим иначе, сказал я Савинкову, то дойдем до таких же печальных результатов, как и в Тамбове и в Пензе, а именно: поголовное убийство офицеров и интеллигенции, после того как в самый критический момент широкие народные массы оставили их одних. Савинков согласился, но указал, что это практически не выполнимо, ибо рабочее движение тщательно пронюхивается рабочими-большевиками, и таким образом невозможно организовать рабочих для начала выступления.

Находясь в Ярославле, Савинков все время вел переговоры с представителями рабочих, которые, наконец, гарантировали, конечно, на словах, свою помощь следующим образом: через полтора часа после нашего выступления к нам присоединится 150 рабочих из одной железнодорожной мастерской, после 4-х часов прибудут еще 300 и вечером еще 300 железнодорожников. Кроме того, они убеждали нас, что на второй день к нам присоединятся рабочие фабрики Корзинкина, а остальные рабочие, если и не примкнут к нам, то останутся нейтральными и ни в коем случае не будут способствовать красным.

Днем восстания было назначено 5 июля. Накануне вечером наш штаб еще раз собрался у Перхурова для окончательного утверждения плана борьбы и для выяснения могущих возникнуть вопросов. После окончательного подсчета наших сил оказалось, что мы имеем всего около 300 офицеров; мы ожидали 400, но не все приехали. Из Калуги приехало только 30, из Костромы — 12 человек, и только 50 москвичей. (Во время моего вторичного посещения Костромы мне удалось выяснить, что в Костроме о восстании в данное время и думать не приходится, а потому мы пригласили костромских членов нашей организации в Ярославль.) Нужно было удовлетвориться этими тремя сотнями людей, которых было решено разделить на три группы. Половине, т.-е. 150 чел. с 2-мя орудиями, предстояло разоружить советский полк в здании кадетского корпуса, 80 чел. с бронеавтомобилем предстояло разоружить и арестовать группу коммунистов и заключить ее в большой театр. Остальным 70 чел. была дана задача — занять большевистский штаб, находящийся в доме губернатора, почту, телеграф, радиостанцию, казначейство и выставить там охранение. После этого двум первым группам надлежало выслать охранение за город, а штабу — приняться за формирование новых войсковых соединений. На сборное место должны были прибыть в час ночи. Местом сбора было назначено кладбище, находящееся на расстоянии одной версты к северо-западу от города. Вблизи кладбища были склады оружия и патронов. Вооруженное восстание должно было начаться нападением на эти склады.