Начало гражданской войны.

Вообще почти все, как стоящие во главе боевых частей, так и сами части вели себя с большой доблестью.

Во главе чехо-словаков стоял полковник Чечек, который и считался главнокомандующим всеми военными силами.

К моменту борьбы, в которой я принял участие, начался период неудач. Заняв на севере Казань и Симбирск, а на юге Хвалынск, красные перешли за Волгу и своим движением на Николаевск и Самару обнаруживали стремление перерезать Самаро-Златоустовскую линию железной дороги, отрезав Самару.

Одновременно красные двигались от Симбирска по правому берегу Волги, угрожая отрезать Сызрань, а с севера из казанского района от Чистополя нажимали на ст. Нурлаты Бугульминской железной дороги.

Народная армия оказалась нестойкой, частью из-за плохого обмундирования и полного недостатка снаряжения, пополнявшегося исключительно отбиранием его от красных в бою, частью же благодаря неспайке фронтовых отрядов, формировавшихся по случайным признакам, с приемами времен Керенского, что, конечно, устойчивости и боеспособности не давало.

Вследствие этого, несмотря на весьма низкое состояние тогда Красной армии, бывшей лишь в стадии формирования, все же преимущество оказалось на стороне последней.

Чехо-словацкий корпус, проявивший столько доблести в начале лета, к этому времени начал проявлять усталость; в существовавших у них при частях комитетах появилось разложение, начали учащаться случаи неподчинения боевым приказаниям, стали обнаруживаться разговоры об усталости, о нежелании воевать за Россию, что является обязанностью самих русских и т. д.

Колоссальную роль в этом отношении сыграла неустойчивая, колеблющаяся политика Антанты. С одной стороны, все говорило, что союзники решили поддержать антибольшевистское движение, как продолжение борьбы с Германией, и потому поддержка руководителей и лояльных элементов, не допускающих приятие позорного Брест-Литовского договора, казалась и естественной, и логичной. При этом такие факты, как работа французского консула (Гине) в Самаре, позиция англичан (сэра Элиота, Нокса) и японцев во Владивостоке и на Дальнем Востоке, высадка десанта на Мурмане, поддержка армии генерала Алексеева, говорили за желание союзников оказывать помощь в этой борьбе, и потому распространявшиеся по городу слухи, как, например, слух об ожидаемом на-днях прибытии тяжелой артиллерии, снаряжения и т. д., вызывали вполне естественные надежды, создавая известные расчеты на эту, казалось, законную в общем деле поддержку.

Одновременно с этим, явное покровительство и имеющиеся данные об активной роли Германии в лице графа Мирбаха, в связи с проявленным им весной отношением при разоружении чехов, определенно делил> и идеологическую и практическую сторону дела на две части: антибольшевистскую с союзниками, с одной стороны, и германобольшевистскую, с другой.

Эта сторона дела очень важна, и можно видеть, как она проходит красной чертой во всем последующем периоде, вплоть до 1920 года.

До чего помощь Германии большевикам считалась бесспорным фактом, видно хотя бы из того, что момент происшедшей революции в Германии, в ноябре 1918 года, учитывался всеми деятелями белого движения и печатью как скорый разгром Красной армии, остающейся без немецкой помощи. Однако, проявленный уже тут явный разброд мысли и многогранная политика союзников, считавших себя окончательно застрахованными от немцев, привела к тому печальному положению, в котором оказалась Европа в период после Версальского договора, к гибели стольких русских людей и культурных сил, к обескровлению надолго России.

Это положение всецело отразилось на чехо-словаках, уронило сперва их боеспособность и привело их затем в такое состояние, которое вызвало презрение и негодование среди русских в Сибири и Владивостоке. Между тем, летом 1918 года отношение к ним было более чем восторженное и благодарное.

Что касается времени, о котором я говорю, то поколебавшаяся дисциплина среди чехов привела к преждевременному оставлению ставропольского района (к северу от города Самары), что немедленно отразилось на общем положении фронта и, в частности, Самары.

До чего дисциплина поколебалась и до какой степени разложение стало прогрессировать, видно из того факта, что полковник Швец, командир одной из чешских боевых групп, не перенес создавшегося положения и незадолго до оставления Уфы кончил самоубийством. Факт этот произошел в серьезный момент, когда приказание его не было исполнено подчиненной ему частью во время сражения, и он тут же, не выходя из вагона, где находился его штаб, пустил себе пулю в лоб. Швец считался одним из выдающихся и лучших чехо-словацких военноначальннков.

Говоря об общем положении дела на волжском фронте, нужно указать, что, при занятии чехо-словаками Самары, бывшие в это время там члены Учредительного Собрания — Брушвит, Вольский, Фортунатов и другие — взяли гражданскую власть в свои руки. В скором времени примкнули к ним и другие товарищи, выделившие из себя комитет, получивший сокращенное название «Комуч», члены которого и поделили между собой министерские портфели. Не останавливаясь на том, как у них шла работа по управлению областью, могу лишь указать, что, например, министерством внутренних дел заведывал Климушкин, бывший в свое время волостным писарем и, конечно, оказавшийся совершенно неподготовленным к взятым на себя обязанностям. Что это так, видно из того, что, несмотря на всю его развязность, ему пришлось обратиться к бывшему самарскому губернатору, проживавшему там (кн. Голицыну), за частичными указаниями для дел, в которых Климушкин запутался.

Само собой понятно, что направление «Комуча» было совершенно социалистическое, ибо почти все члены Учредительного Собрания небольшевики принадлежали к партии эсеров. Знаменательно при этом, что одновременно с «Комучем» существовал в городе «Совет солдатских и рабочих депутатов».

Из состава учредильщиков главное участие принимали: Вольский (присяжный поверенный из Твери), Фортунатов и Климушкин от Самары (первый — штабс-капитан), Авксентьев (от Пензы), Лебедев (бывший морской министр времен Керенского), Брушвит, Федорович и кое-кто другие, фамилии которых сейчас не помню. Лебедев больше разъезжал по фронту. Отличался еще некий Мейстрах, выступавший в Самаре по сбору денег на нужды антибольшевистской работы. Этот Мейстрах замечателен тем, что в течение следующего лета (1919 г.) он уже при большевиках занимался усиленной критикой работы «Комуча», писал ярые статьи в самарской красной печати в защиту Советской власти, одним словом, продался ей совсем, принеся повинную за свою деятельность.

Виктор Чернов появился только к концу августа и, конечно, был принят учредилкой нескончаемыми овациями, заняв место председателя. Общее число учредильщиков к этому времени, если не ошибаюсь, достигало 70.