Начало гражданской войны.

28 августа. Толстов, куда-то исчезнувший во время волковского выступления, восстановлен консулами в своей должности, как ставленник единственной полупризнаваемой ими здесь власти земской управы.

Вызванному уже во Владивосток Плешкову пришлось, ради спасения лица, отправиться с каким-то поручением на «даурский фронт».

Ясно, что хорватовская комбинация со всероссийским правительством села в глубокую и смешную лужу; советники и вдохновители харбинского хозяина вообразили, что если столь знаменитая, по их мнению, величина, как Дмитрий Леонидович, соблаговолит принять на себя задачу устроить Россию, то все ему немедленно зарукоплещут, и войска, флоты и капитаны немедленно ринутся на помощь столь знаменитому вождю. Все это родилось в психологии мелких обывателей мелкого города и повторило историю синицы, хвалившейся зажечь море. Сляпали все очень скоро, про брод ни у чехов, ни у союзников не спросили, своим правителем никого не изумили и попали в самое конфузное положение.

29 августа. Настроение пестрое: то набегают розовые волны оптимизма и надежды, но когда оглянешься вокруг, то все мрачнеет. Что представляет из себя центр борьбы — Харбин? Разоренные эмигранты, вышибленные из привычной колеи и все потерявшие бюрократы, горящая мщением молодежь, напуганные национализацией заводчики и фабриканты, равнодушные ко всему, кроме наживы, спекулянты, атаманские орды распущенной молодежи, трясущийся обыватель, эсеровские и большевистские рабочие… и все это в густом соусе полного непонимания происходящего ныне исторического переворота. Сейчас головы высоко подняты у тех, кто в слагающейся обстановке видит только возможность сесть на старые места, закрутить все старые гайки, сторицею расплатиться с теми, кто принес все пережитое за последний год, и повернуть жизнь в старое русло. Опущены головы и злобно сверкают глаза у тех, кто хватил сладкого, но уже отброшен от него и боится, что не придет вновь его очередь.

Родина, умирающая и опозоренная, это и для первых, и для вторых только ширма, чтобы прикрыть свои истинные вожделения.

30 августа. Японцы энергично двинулись на Хабаровск и, конечно, с успехом.

Всероссийское правительство, своего рода Limited [148]с ограниченной сферой деятельности (не дальше забора, ограждающего эгершельдские тупики), очень много пишет, еще больше назначает.

Семеновцы свободно продвигаются на север; очевидно, что чехи нажимают на большевиков со стороны Байкала.

Красная хмара понемногу рассеивается, но кто-то ее заменит?

31 августа. Из Владивостока сообщают, что соединенное заседание военных представителей всех союзников признало назначение Плешкова главнокомандующим неприемлемым; неизвестны мотивы такого решения, очень для нас интересные, ибо могли бы разъяснить позицию и проекты союзников.

Обидно за Хорвата, что его толкают на разные faux pas. Теперь сделали из мизерного Толстова фигуру и победителя; пробный урок по главным отделам экзамена на государственность прошел у эгершельдских правителей с полным провалом. Харбинские представители союзников уверяют, что их выступление и разоружение русских отрядов произошло под сильным давлением Соединенных Штатов, и что они всецело на нашей стороне.

Вечером говорили, что оружие нашим частям во Владивостоке возвращено.

1 сентября. Японцы заняли Иман, при чем мост, слава богу, уцелел; его разрушение было бы огромным ущербом для жизни всего Заиманского района.

Чехо-словаки от Читы продвинулись на Карымскую и встретились с семеновцами; нехорошо то, что большевики не приняли удара и разбежались по разным медвежьим углам и трудно доступным урочищам, что сделает дальнейшую борьбу с ними очень тяжелой. Нужна планомерная война с постепенным очищением отдельных районов, а это грозит долгой и затяжной внутренней борьбой, в которую ввяжутся разные таежные и каторжные банды.

2 сентября. Говорят, что чехо-словаки прочистили всю магистраль, и что путь свободен чуть ли не до Волги; сообщают также, что в Томске или Омске имеется правительство, и что в Сибири образовалась уже своя армия, успешно борющаяся с красными.

Захиревшее одно время сибирское, сидящее во Владивостоке, правительство, — или так называемая дерберовщина, — ободренное успехами на сибирском фронте, воскресло и, объявив себя единственной законной властью, требует, чтобы все его признали и ему подчинились.

Пока что сибирское правительство Дербера объявило Хорвата узурпатором, а Плешков объявил приморскую земскую управу изменниками. Обмен столь острых комплиментов не может разрядить крайне напряженную атмосферу и способствовать возможности какого-нибудь соглашения. Для населения эта ругань весьма поучительна и дает много материала для заключений об «авторитете власти».

Один из членов английской миссии, спрошенный, как они относятся ко всему у нас происходящему, ответил, что они «ждут, к чему же, наконец, придут русские джентльмены».

3 сентября. Началась железнодорожная забастовка, объясняемая недовольством служащих новыми окладами жалованья и введением сдельной оплаты труда. Все, что слышу здесь о положении служащих, убеждает, что в управлении дорогой нет системы и делового чутья, нет уменья итти впереди времени и устранять вредные препятствия раньше, чем они сядут на голову.

Нет даже и практической деловитости: ввели, напр., новые оклады по системе сдельной оплаты и забыли многие разряды служащих, которые, по сути своей деятельности, не могут быть расчитываемы по этой системе.

4 сентября. Забастовка продолжается; забастовал и телеграф. Сегодня один из контролеров дороги показывал мне образчики сапог с деревянными подошвами и одеял, разлезающихся на куски, поставленных для местной тюрьмы: сапоги по 66 рублей за пару, а одеяла по 109 рублей за штуку. Приемщики все время уговаривают его дать согласие на прием, потому что ничего другого нет, а когда он отказался, то к нему явился «некто» с предложением 60.000 рублей за согласие.

Все, видимо, остается у нас по этой части по-прежнему, увеличились только куши; можно себе представить, что делается при заказе дров, угля, металлов, смазки, и пр., где дело идет о десятках миллионов.

5 сентября. Говорят, что Хорват уехал на запад на совещание с представителями сибирского правительства по вопросу о конструкции новой государственной власти. Совещанию этому суждено играть самую решающую роль для всего будущего; пошли, господи, чтобы его участники оказались способными пожертвовать всем личным и выполнить, все нужное для столь серьезного дела.

Сообщают, что по всей сибирской магистрали и далее на запад, вплоть до Пензы, установлено свободное движение и всюду полный порядок.