Ван Гог. Письма

неприятности, неудовлетворенная потребность в дружбе и симпатии – опасная вещь: грусть и

разочарование еще больше, чем распущенность, вредят нам, счастливым обладателям

надорванных сердец…

На этой неделе написал два натюрморта.

Синий эмалированный кофейник, чашка (слева) – золото и королевская синяя; молочник

– в бледно-голубую с белым клетку; чашка справа – белая с голубым и оранжевым рисунком

на глиняном желто-сером блюдце; затем кувшин – керамика или майолика – голубой с

красными, зелеными, коричневыми разводами и, наконец, два апельсина и три лимона; стол

накрыт голубой скатертью; задний план – желто-зеленый; всего, таким образом, 6 различных

оттенков синего и 4-5 желтого и оранжевого.

Второй натюрморт – майоликовый кувшин с полевыми цветами…

Мое отупение проходит: у меня нет больше такой острой потребности в развлечениях,

страсти меньше раздирают меня, я вновь могу спокойно работать и не скучаю в одиночестве.

Я чувствую, что вышел из кризиса постаревшим, но не более печальным, чем был до

него.

Если в следующем письме ты объявишь, что у тебя все прошло, я тебе все равно не

поверю: это слишком серьезно, чтобы кончиться так быстро; и я не буду удивлен, если и после

полного выздоровления ты останешься несколько подавленным. Ведь тоска по недостижимому

идеалу настоящей жизни всегда сидит в нас и дает о себе знать в любой момент нашего

художнического существования.

И тогда утрачиваешь охоту всецело отдаваться искусству, беречь себя для него и

чувствуешь себя извозчичьей клячей, которой рано или поздно придется впрягаться в ту же

самую телегу. А тебе хочется не этого – ты предпочел бы резвиться на солнечном лугу, у реки,

в обществе других, таких же свободных, как ты, лошадей,– да, резвиться и размножаться.

Не удивлюсь, если окажется, что именно в этом первопричина нашей сердечной

надорванности. Мы больше не восстаем против установленного порядка вещей, хоть и не

примирились с ним; мы просто чувствуем, что мы больны, что недуг наш никогда не пройдет и

что излечить его невозможно.

Не помню уж кто назвал такое состояние качанием между смертью и бессмертием. Мы

тащим телегу, и от этого есть польза людям, которых мы, увы, не знаем. И тем не менее, раз мы

верим в новое искусство, в художников будущего, наше предчувствие не обманывает нас.

За несколько дней до смерти папаша Коро сказал: «Сегодня мне снились пейзажи с

розовым небом». Но разве в пейзажах импрессионистов небо не стало розовым, более того –

желтым и зеленым? Это доказывает, что бывает такое, приближение чего мы чувствуем и что

действительно приходит.

И мы, которые, как мне кажется, вовсе не так уж близки к смерти, чувствуем, тем не

менее, что наше дело – больше и долговечнее нас.

Мы не чувствуем, что умираем, но сознаем, что мы значим немного, что мы – всего

лишь звено в непрерывной цепи художников; и мы платим за это дорогой ценой – ценой

здоровья, молодости и свободы, которой пользуемся не в большей степени, чем извозчичья

кляча, везущая весною людей за город.

Словом, желаю тебе, равно как и себе, одного – восстановить свое здоровье: оно нам

еще потребуется. «Надежда» Пюви де Шаванна глубоко жизненна. У искусства есть будущее, и

такое прекрасное, такое юное, такое подлинное, что, отдавая за него нашу молодость, мы лишь

выигрываем и обретаем душевный покой.

То, что я написал, вероятно, глупо, но ничего не поделаешь – я так чувствую. Мне

казалось, что ты, подобно мне, страдаешь, видя, как твоя юность уходит, словно дым. Но если

она вновь расцветает и возрождается в том, что мы творим, тогда ничто не потеряно; а ведь

работоспособность и есть вторая молодость.

490

Я прочел в «Intransigeant» объявление о предстоящей выставке импрессионистов у

Дюран-Рюэля, где, между прочим, будут вывешены и вещи Кайботта, которых я никогда не

видел; напиши мне, пожалуйста, что он такое…

Сегодня я уже послал тебе несколько рисунков, а теперь добавлю к ним два новых. Это

виды со скалистого холма, откуда открывается Кро (местность, где изготовляют очень хорошее

вино), город Арль и Фонвьель. Дикий и романтичный передний план контрастирует с

широкими и спокойными горизонтальными линиями перспективы, уходящей к цепи Малых

Альп, прославленных героическими восхождениями Тартарена – члена Альпийского клуба.

Этот контраст очень живописен.

Два нижеприлагаемых рисунка дадут тебе представление о руинах, возвышающихся на

скалах…

Самое важное сейчас – рисовать, рисовать неважно чем – кистью или чем-нибудь

другим, скажем, пером; сколько бы мы ни работали, этого все равно недостаточно. Я пытаюсь

сейчас преувеличивать существенное и намеренно оставляю едва намеченным все

второстепенное.

Очень рад, что ты приобрел книгу о Домье, но было бы еще лучше, если бы ты

довершил дело и купил также его литографии – вскоре их будет нелегко достать…

Я все больше прихожу к убеждению, что о боге нельзя судить по созданному им миру:

это лишь неудачный этюд.

Согласись: любя художника, не станешь очень критиковать его неудачные вещи, а

просто промолчишь. Но зато имеешь право ожидать от него чего-то лучшего.

Нам следовало бы посмотреть и другие произведения творца, поскольку наш мир,

совершенно очевидно, был сотворен им на скорую руку и в неудачную минуту, когда он сам не

понимал, что делает, или просто потерял голову.

Правда, легенда утверждает, что этот этюд мира стоил господу богу бесконечного труда.

Склонен думать, что легенда не лжет, но этюд, тем не менее, плох во многих

отношениях. Разумеется, такие ошибки совершают лишь мастера – и это, пожалуй, самое

лучшее утешение, так как оно дает основание надеяться, что творец еще сумеет взять реванш.

Следовательно, нужно принимать нашу земную, столь сильно и столь заслуженно критикуемую

жизнь такой, как она есть, и утешаться надеждой на то, что мы увидим нечто лучшее в ином

мире.

492 note 54 Note54 29 мая

Я постоянно упрекаю себя за то, что моя живопись не возмещает расходов на нее. Тем

не менее нужно работать; но знай, если обстоятельства сложатся так, что мне снова придется

заняться торговлей, я сделаю это без сожалений, если только смогу таким путем разгрузить

тебя.

Мурье передаст тебе еще два рисунка пером.

Знаешь, что хорошо бы сделать из этих рисунков? Альбомы размером в 6, 10 или 12,

вроде альбомов оригинальных японских рисунков.

Меня разбирает охота сделать такие альбомы для Гогена и Бернара…

На днях вечером я видел на Монмажуре очень любопытный красный закат. Лучи падали