Ван Гог. Письма

– форменный золотой дождь. Каждая линия была прекрасна, весь пейзаж – очаровательно

благороден. Я бы не удивился, если бы внезапно увидел кавалеров и дам, возвращающихся с

соколиной охоты, или услышал голос старопровансальского трубадура.

Земля казалась лиловой, горизонт – голубым. Я принес с пустоши этюд, он не идет ни в

какое сравнение с тем, что мне хотелось сделать…

Собирался я проехаться и по Камарг, но ветеринар, который как раз собирался туда и

должен был прихватить меня с собой, почему-то не завернул ко мне. Меня это, впрочем, не

огорчает: я не слишком люблю диких быков… Вот новый сюжет – уголок сада с

шарообразными кустами и плакучей ивой; на заднем плане купы олеандров. Трава скошена,

валки сена сохнут на солнце, вверху кусочек сине-зеленого неба.

Читаю «Сезара Биротто» Бальзака. Когда кончу, пошлю тебе. Похоже, что я собираюсь

перечитать всего Бальзака.

Едучи сюда, я надеялся воспитать в здешних жителях любовь к искусству, но до сих пор

не стал ни на сантиметр ближе к их сердцу. Перебраться в Марсель? Не знаю, может быть, и это

утопия. Во всяком случае, я не строю больше никаких планов на этот счет. Мне случается по

нескольку дней ни с кем не перемолвиться словом: открываю рот лишь для того, чтобы заказать

обед или кофе. И так тянется с самого моего приезда. Пока что одиночество не очень тяготит

меня – так сильно я поглощен здешним ярким солнцем и его воздействием на природу.

509

Я уже не раз писал, насколько Кро и Камарг, если отбросить колорит и прозрачность

воздуха, напоминают мне старую Голландию времен Рейсдаля. Думаю, что два прилагаемых

рисунка дадут тебе представление о том, каковы здешние равнины, виноградники и жнивье,

если смотреть на них сверху.

Уверяю тебя, эти рисунки стоили мне немалого труда; начал я также картину, но

закончить ее никак не удается из-за мистраля…

Эти обширные равнины таят в себе неотразимое очарование. Я никогда не скучаю там,

несмотря на весьма докучные обстоятельства – мистраль и мошкару. А раз всякие мелкие

неприятности забываются при одном взгляде на эти просторы, значит в них что-то есть.

Как видишь, никаких эффектов здесь нет – на первый взгляд, во всем, что касается

фактуры, это просто географическая карта, стратегический план, не больше. Кстати, я как-то

гулял там с одним художником, и он объявил: «Вот что было бы скучно писать!» А вот я уже с

полсотни раз взбирался на Монмажур, чтобы полюбоваться этими равнинами. И разве я неправ?

Гулял я там еще с одним человеком, который не был художником, и когда я ему сказал:

«Знаешь, для меня все это прекрасно и бесконечно, как море», он ответил: «Я же люблю это

больше, чем море, потому что это не только бесконечно – здесь еще живут люди». А уж он-то

море знает!

Какую бы картину я написал, не мешай мне проклятый ветер!..

Ты читал «Г-жу Хризантему?» Читая эту книгу, я не раз думал о том, что у настоящих

японцев на стенах ничего не висит. Просмотри описание монастыря или пагоды – в них

буквально ничего нет (рисунки и достопримечательности хранятся в выдвижных ящиках).

Поэтому работы японцев надо смотреть в светлой пустой комнате, из окон которой виден

горизонт.

Попробуй проделать такой опыт с обоими рисунками – Кро и берегом Роны. В них нет

ничего собственно японского, и в то же время они, ей богу, гораздо более в духе японцев, чем

все остальные. Присмотрись к ним в каком-нибудь светлом голубом кафе, где нет никаких

других картин, или просто на воздухе. Может быть, их стоит поместить в рамочку из тонкого

тростника, вроде багета. Я здесь работаю в совершенно пустом интерьере – четыре белые

стены по сторонам и красные плитки пола под ногами. Я настаиваю, чтобы ты рассматривал оба

эти рисунка именно так, как сказано, и настаиваю вот почему: мне очень хочется дать тебе

верное представление о простоте здешней природы.

510

Выставка японских гравюр, которую я устроил в «Тамбурине», сильно повлияла на

Анкетена и Бернара, но оказалась капитальным провалом.

О второй выставке на бульваре Клиши я жалею меньше. Бернар продал на ней свою

первую картину, Анкетен один этюд, я обменялся с Гогеном, словом, каждый что-то получил.

Если бы Гоген захотел, мы все-таки устроили бы выставку в Марселе; впрочем, на марсельцев

можно рассчитывать не больше, чем на парижан…

Вся моя работа в значительной мере строится на японцах…

Японское искусство, переживающее у себя на родине упадок, возрождается в творчестве

французских художников-импрессионистов.

511

Мы слишком мало знаем японское искусство.

К счастью, мы лучше знаем французских японцев – импрессионистов. А это – главное

и самое существенное.

Поэтому произведения японского искусства в собственном смысле слова, которые уже

разошлись по коллекциям и которых теперь не найдешь и в самой Японии, интересуют нас

лишь во вторую очередь.

Тем не менее, попади я еще хоть на день в Париж, я, без сомнения, заглянул бы к Бингу,

чтобы посмотреть рисунки Хокусаи и других художников великой эпохи.

Когда-то, удивляясь тому, с каким восторгом я разглядываю самые обыкновенные

оттиски, он уверял меня, что позднее я увижу еще и не такое…

Японское искусство – это вроде примитивов, греков, наших старых голландцев –

Рембрандта, Петтера, Хальса, Вермеера, Остаде, Рейсдаля: оно пребудет всегда…

А ведь генерал Буланже опять принялся за свое… Ты не находишь, что он очень плохо

говорит? На трибуне он не производит никакого впечатления. Разумеется, это не основание для

того, чтобы не принимать его всерьез. Он ведь привык пользоваться речью лишь для

практических целей – разговоров с офицерами и начальниками арсеналов. Как бы то ни было,

воздействовать на публику словом он не умеет.

А все-таки забавный город этот Париж, где нужно подыхать, чтобы выжить, и где

создать что-нибудь может лишь тот, кто наполовину мертв!

Читаю сейчас «Страшный год» Виктора Гюго. В этой книге таится проблеск надежды,

но надежда эта далека, словно звезда.

Но не будем забывать, что Земля тоже планета, иначе говоря, небесное тело или звезда.

Что, если и остальные звезды похожи на нее? Это было бы не очень весело, потому что все

пришлось бы начинать сначала. Впрочем, с точки зрения искусства, которое требует времени,

прожить больше, чем одну жизнь, совсем не плохо. Было бы очень мило, если бы греки, старые

голландские мастера и японцы сумели возродить свои славные школы на других планетах. Но

на сегодня довольно.

512

Этот набросок даст тебе представление о сюжете новых этюдов – один размером в 30