Ван Гог. Письма

художники. Ближе всего к ним стоят Израэльс, Мауве и Рохюссен, но все равно картина,

скажем, Томаса Феда совершенно непохожа на полотно Израэльса, рисунок Пинуэлла, Морриса

или Смолла выглядит иначе, чем рисунок Мауве, а Гилберт или дю Морье отличаются от

Рохюссена.

Кстати о Рохюссене. Я видел у него замечательный рисунок: французские генералы в

старой голландской ратуше требуют сведений и бумаг у бургомистра и синдиков города. Я

нахожу эту вещь такой же прекрасной, как, например, сцену в доме директора Вагнера в «Г-же

Терезе» Эркманна – Шатриана. Я знаю, что одно время ты не очень высоко ценил Рохюссена;

но я уверен, что, когда ты посмотришь самые значительные его рисунки, ты горячо полюбишь

его.

Для меня английские рисовальщики значат в искусстве столько же, сколько Диккенс в

литературе. Они отличаются точно таким же благородным и здоровым чувством, и к ним все

время возвращаешься снова. Мне очень хотелось бы, чтобы ты как-нибудь на досуге

просмотрел всю мою коллекцию.

Когда видишь много работ англичан сразу, начинаешь особенно отчетливо понимать

их: тогда они говорят сами за себя и становится ясно, что за великолепное целое

представляет собой эта школа художников. Точно так же надо прочесть Диккенса, Бальзака

или Золя целиком, для того чтобы стала понятна каждая их книга в отдельности.

Сейчас, например, у меня имеется не меньше пятидесяти листов, посвященных

Ирландии. Мимо каждого из них в отдельности можно пройти равнодушно, но когда видишь их

вместе, они поражают тебя.

Я не знаю портрета Шекспира работы Менцеля, но я очень хотел бы посмотреть,

насколько один лев понял другого. Работы Менцеля роднит с Шекспиром хотя бы одно то, что

они такие живые. У меня есть маленькое издание Фреда и большое Менцеля. Когда в

следующий раз приедешь в Гаагу, привези с собой, пожалуйста, портрет Шекспира.

Гравюр, о которых ты пишешь, у меня нет, за исключением Регаме, Хейльбута и

Маркетти; Жаке у меня тоже нет.

Нет у меня и Уистлера, но в свое время я видел несколько очень красивых его гравюр,

фигур и пейзажей.

Марины Уилли в «Graphic», о которых ты пишешь, меня тоже поразили.

«Поле вдовы» Боутона я знаю. Очень красиво. Моя голова настолько полна всем этим,

что я стараюсь устроить свою жизнь так, чтобы иметь возможность писать вещи из

повседневной жизни – то, что изображал Диккенс и рисуют художники, которых я упомянул.

Милле говорит: «В искусстве надо жертвовать своей шкурой». Да, искусство требует, чтобы

человек целиком жертвовал собой. Я ввязался в борьбу, я знаю, чего хочу, и болтовня по поводу

того, что именуют «иллюстративностью», не собьет меня с толку. Я почти полностью перестал

общаться с художниками, хотя и не могу точно объяснить, почему и как это произошло. Обо

мне думают бог знает что и распространяют самые эксцентричные и скверные слухи; из-за

этого я по временам чувствую себя одиноким и покинутым, но, с другой стороны, получаю

возможность сосредоточить свое внимание на вещах, которые вечны и неизменны, иными

словами, на вечной красоте природы.

Я часто вспоминаю старую историю про Робинзона Крузо, который не потерял мужества

в своем одиночестве и сумел найти себе определенный круг деятельности, так что искания и

труды придали его жизни смысл и активный характер.

Последнее время я занимался рисованием и акварелью, затем делал множество рисунков

фигуры с модели и набросков на улице. Кроме того, мне довольно часто позировал один

человек из богадельни.

Мне уже давно пора вернуть тебе книгу Шарля Роберта «Рисование углем». Я прочел ее

несколько раз, но уголь дается мне нелегко, и я предпочитаю работать плотницким

карандашом. Я хотел бы посмотреть, как работают углем: рисунки, сделанные им, очень быстро

становятся у меня вялыми, и это, вероятно, вызвано чем-то таким, что можно было бы легко

устранить, имей я возможность поглядеть, как работают углем другие.

В следующий твой приезд мне придется порасспросить тебя на этот счет.

Тем не менее я был рад прочесть книгу Роберта и совершенно согласен с автором: уголь

действительно чудесный материал для работы, и мне хотелось бы знать только, как лучше

употреблять его.

Возможно, что в один прекрасный день я, наконец, узнаю это, а также целый ряд других

вещей, которые пока еще неясны для меня.

Словом, возвращаю книгу с благодарностью. Прилагаю к ней несколько гравюр на

дереве, среди них две немецкие – Маршала. Гравюры Лансона и Грина, в особенности

«Углекопов», я нахожу просто прекрасными.

Если у тебя есть дубликаты, пожалуйста, не забудь прислать их мне.

Если прочтешь что-нибудь, заслуживающее внимания, пожалуйста, сообщи мне: я ведь,

в сущности, совершенно неосведомлен о том, что издается в наши дни. О литературе

предыдущих лет я знаю несколько больше. Во время болезни и после нее я с восторгом читал

Золя. Раньше я считал Бальзака уникальным явлением, но теперь вижу, что у него есть

преемники. И все же, Раппард, как далеки времена Бальзака и Диккенса, Гаварни и Милле! С

тех пор как эти люди вкусили вечный покой, прошло не так уж много времени; однако, с тех

пор как они начали работать, утекло очень много воды и произошли большие перемены, хоть я

и не сказал бы, что к лучшему. Однажды я прочел у Элиот: «Это умерло, но я думаю об этом,

как о живом». По-моему, то же самое можно сказать и о том периоде, о котором я пишу. Вот

почему я так люблю, например, Рохюссена. Ты пишешь об иллюстрировании сказок. А знаешь

ли ты, что Рохюссен сделал несколько превосходных акварелей – сцены из немецких легенд?

Я знаю его серию «Ленора», где блистательно передано настроение. К несчастью, в обращении

имеется очень мало значительных рисунков Рохюссена: их гораздо скорее можно обнаружить в

папках богатых коллекционеров. Как только ты мало-мальски энергично займешься

коллекционированием гравюр на дереве, ты, конечно, услышишь всяческую ученую болтовню

об «иллюстративности». Но что происходит с гравюрами на дереве? Хорошие попадаются все

реже, доставать их все труднее, и люди, которые охотятся за ними, в конце концов перестают

находить их. На днях я видел полный комплект серии Доре «Лондон». Уверяю тебя, это

великолепно и благородно по настроению. Пример – «Ночлежка для бедняков», которая, по-

моему, у тебя есть; во всяком случае, ты можешь достать ее…

Прилагаю к письму несколько исключительно хороших Моренов и старых Доре –

листы, которые попадаются все реже и реже…

Так вот, посылая тебе их, я считаю не лишним прибавить, что в этих засаленных