Константин Ливанов - Записки доктора (1926 – 1929) [litres]

Многие действительно больные люди боятся хворать и ходить к врачу, а тем более – брать отпуск по болезни, чтобы не лишиться службы. «Придираются теперь к каждому пустяку, чтобы уволить, а уж по болезни обязательно выкинут вон!»

«Вчерашний день вышло маленькое недоразумение: было собрание, никому не давали говорить. Не стерпел я – выступил. Только успел каких-нибудь пять слов сказать, как подскочит тут один да как даст мне по морде, да ещё и ещё – как есть всё лицо искровенил!»

Апрель 28 года

«Пришёл этта муж выпивши. Повернулась я как-то к нему спиной, а он меня как ударит сапожищем-то в зад, в самый-то вот хвостик: уж и не помню, как меня подняли!»

«Пришёл муж ночью пьяный, стащил за ноги с кровати – голову всю разбила. К доктору хотела пойти: книжки членской не даёт, чтобы лекарство бесплатно получить. Так вот всё и маялась!»

Фамилия: Яякина.

«Обращалась к нашей докторице. Не доверяем мы ей, а что поделаешь, коли деваться некуда! У тебя, говорит, и сердце плохо, и лёгкие, и печёнка, и почки… Ты, говорит, можешь помереть сразу: вот сидишь на месте и помрёшь, а то пойдёшь куда и дорогой помрёшь! Не ешь, говорит, ни солёного, ни кислого, а если поешь сала – тут тебе и конец! Поезжай, говорит, на лучи… До того запугала, что всю Пасху проплакала я…»

«Муж мой – псаломщик. Детей пятеро. Налогом совсем задавили: 70 рублей сельхозналога, да за девочку в школу – 35 р., да самообложения – 15, да за то, что лишили голоса – с мужа 6 р., да с меня – 6. Только один день просрочили с уплатой налога – явились с описью имущества: облазили все чердаки, перерыли всё в чулане. Мы и деньги даём – получите! Нет, говорят, сначала опись сделаем… Потом деньги взяли, а за опись взяли отдельно 1 р., да пени за один день. 53 к. за 33 р. налога. Да ещё поиздевались: вы, говорят, как служители вредного культа, никакой пощады от нас не ждите!»

«Уж всё у меня худое стало – пора бы костям на место!»

«На лучи бы меня, што ли, послали, а то лечусь-лечусь, а всё никакого толку. Хоть бы болезнь-то хорошенько узнали. Чтобы знала я, чем поддерживаться. Да хоть бы сама знала, что у меня за болезнь. А то ничего не говорят – а я и сомневаюсь!»

Май 28 года

«Одиннадцать лет была замужем. Теперь муж бросил: чего от нынешних мужевьёв ждать!? Другую нашёл. Вот теперь одна на белом свете и путаюсь!»

«Поеду в деревню – не больше как недельки на две. Больше-то нельзя: муж того и гляди запьёт. И две-то недели только – и те всё буду беспокоиться!»

«Было, говорят, партейное заседание. Постановили: 28 и 29 год не работать никому. Всё, что ни делается, – всё к лучшему… Бывало, служил я у хозяина. Чтобы людей набрать, ездил и в Питер, и в Москву, и в Смоленск, и в Петрозаводск, и в Вологду. Где наймёшь одного, двух, а уж пять человек – так уж это милость Божья! Вот как весь народ занят был! А теперь от народу отбою нет – только возьми! Да взять-то некому и не для чего… Клубы развели, танцуют… А дуракам чего больше надо!? А командиры-то нонешние окапировали себя со всех сторон – худо ли, чего больше надо? А остальные – прочие: танцуй, выделывай ножками, пока пыль из себя, дурака, не вытрясешь!..»

«Худой черепок – так уж всё должно быть неладно!»

Один немецкий писатель в приветственном письме по поводу юбилея М. Горького назвал Ленина мозгом, а Горького – сердцем новой России.

«Уж до чего расстроилась – что разрезала бы всех!»

Врач в больничном листке вместо «nihil» (ничего) пишет «nigel».

«Учила сына 12 лет. Выучила – службу ему дали. Живём хорошо, дружно: я ему готовлю и он со мной такой ласковый – всё мама да мама… Вдруг женился. И сам знал, что берёт больную (чахотка у неё). И чем понравилась? Никакой в ней приятности, вся-то издёрганная, злая… И сразу переменился ко мне… Хоть бы сказал, почему? Так ничего не говорит, а только всё молчит да хмурится. Вот всё и плачу, и расстраиваюсь… А ещё коммунистка: всё ораторствует на всяких собраниях. Оба с сыном зарабатывают рублей полтораста. Едят отдельно, а мне когда-когда сын потихоньку сунет гривенник на булку… И солить не надо, когда ешь – ем и слезами поливаю…»

«Какая-то вся стала волнистая: чуть что – так вся и заволнуюсь. Жизнь-то всех поковеркала».

«Сон у меня очень хороший – смертельный, без чувств».

«Муж-то мой – домком. В доме ремонт. Ну, известно, из-за ремонта стали жильцы мужа ругать. А я заступилась… Обругали меня неподобными словами, а я их, – и пошло, и пошло… Вся теперь расстроилась и расхворалась… уж такая нервная стала, что никакого слова сказать нельзя!»

Девица 28 лет, полька. Работает машинисткой на спичечной фабрике. Выслана из Ленинграда на 3 года в Рыбинск. В Питере получала 70 р., здесь – 15. Живётся трудно. В Питере – родители и родные. Уже приехавши в Рыбинск, узнала, что она выслана на основании предъявления к ней 122 статьи Уголовного кодекса. Поинтересовалась в кодексе, и оказалось, что её выслали за преподавание Закона Божия детям. Между тем, она говорит, что никогда никаким детям Закона Божия не преподавала. Побежала к прокурору с жалобой. Прокурор сказал, что это не его дело.

25. V

«Семья 5 человек. Отец иногда случайно работает и всё, что заработает, пропивает. Питание семьи – хлеб и вода. Картошка очень редко – можно сказать, почти никогда».

«У нашей матки всё какие-то случаи, чтобы бегать: то какие-то радуницы, то по церквам бегать да с попами болтать!»

Женщина 20 лет. Была замужем два года; на днях развелась. Муж стал всё проигрывать в карты и в лото: проиграл машину, самовар, стал из сундуков тащить. Попробовала отнимать – изрезал ножом (на теле масса мелких порезов).

«Ходила на биржу отмечаться – так думала, что все кости переломают. Вместо работы теперь лечиться надо!»

«Сынка больно жалко; один у меня, коммунист: как война будет, так в первую голову и погонят».

«Восемь лет здесь живём. Голод заставил выехать из Самарской губернии. Товарищи-то любезные всё у нас ограбили, заставили с голоду помирать. Кто выехал из наших – остался жив, а кто остался – все, почитай, перемерли. Теперь и здесь голодаем, а дома ничего не осталось и ехать не к чему: ни дома, ни земли».

«Пойдут это все по гостям да по кинам: “Баушка! Посмотри за ребятами да похрани квартеру…” А как заболела этта, прошу сына: пошли, кормилец, за скорой помощью… Куцы тебе! Никто и не подумал – так и провалялась, как кошка, без призору…»

«Получила из Москвы от сестры 10 рублей – в гости зовут. Думала было поехать, да отдумала: уж лучше я на эти-то 10 рублей куплю кой-чего, праздник справлю; залезу на печку, отогрею все косточки… Хорошо, если и взаправду в гости зовут, а только думается, что заманивают: приедешь гостьей, а станешь кухаркой, а то и нянькой!»

«Принимай, говорит, капли до еды, а порошки после еды… Как я принял – как у меня всё взволновалося, как взволновалося!.. Ну, думаю, каюк! Доктор-то говорил, чтобы прислали за ним на другой день. Нет уж, думаю, – нечего звать: пожалуй, только помрёшь раньше времени! Вот наша-то жизнь какая! Гос-по-ди! И не хочешь, да помрёшь…»