Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

Совет, по получении бумаги от Клейнмихеля, в которой были изложены перефразированные замечания Государя, потребовал для удостоверения в том, выданы ли деньги Вонлярлярскому, высылку из Могилева приходо-расходной книги окружного правления, а для объяснений по замечаниям Государя приезда Станевича в Петербург. По приходорасходной книге видно было, что Вонлярлярский действительно получил 28 декабря более 200 тыс. руб., но по объяснению Станевича эти деньги были выданы не за произведенные работы, а в виде задатков на 1852 г., следовавших Вонлярлярскому по контракту, по представлении им залогов рубль за рубль; так это и было занесено в статью приходо-расходной книги. Против замечаний, сделанных Государем на первый журнал Совета, Станевич представил объяснения, которые Совет, по долгом обсуждении, положил все эти объяснения, равно как и объяснения о том, на какой предмет были выданы Вонлярлярскому деньги, изложить в новом журнале, который и представить Клейнмихелю.

Между тем, в городе ходили слухи, что Государь неоднократно выражал разным лицам свое неудовольствие на то, что Клейнмихель не производит Вонлярлярскому следующих ему уплат, и что Совет Главного управления путей сообщения в своих журналах лжет и делает несправедливые заключения. Однажды Государь нашел графиню Клейнмихель в кабинете Императрицы и в весьма резких выражениях обвинял ее мужа и его подчиненных в неправильности действий по делу Вонлярлярского, так что она упала в обморок и ее с трудом вывели от Императрицы.

В феврале получено было донесение смоленского губернатора князя [ Захара Семеновича ] Херхеулидзева {451}, моего знакомца по Керчи, когда он в ней был градоначальником, что конторы Вонлярлярского не платят денег работавшим при устройстве шоссе крестьянам, которые голодают и в нищенских рубищах огромными толпами приходят в Смоленск с жалобами, но он не может удовлетворить их по неимению на то никаких средств. По Высочайшему повелению, положено было составить в Смоленске под председательством губернатора комиссию, из губернского и уездного предводителей дворянства, смоленского жандармского штаб-офицера и из инженерного штаб-офицера путей сообщения, в которую, не ожидая окончания дела по претензиям Вонлярлярского, назначить из Государственного казначейства 400 тыс. рубл. для расплаты с рабочими и поставщиками на устроенном шоссе, с тем, что деньги эти будут вычтены из выдач Вонлярлярскому, если ему таковые будут причитаться, а в противном случае падут на его залоги. Клейнмихель назначил членом в эту комиссию меня, но не позволял ехать в Смоленск, прежде чем я подпишу вышеупомянутый окончательный журнал Совета по делу Вонлярлярского, который и был подписан 7 марта. Я получил инструкцию на выдачу денег рабочим и поставщикам из означенной суммы, согласованную между Клейнмихелем и министром внутренних дел Львом Алексеевичем Перовским. В этой инструкции поставлены были разные препятствия к выдаче денег, и между прочим было приказано их выдавать только «местным» поставщикам и рабочим. Разъяснения слова «местные», а также и других неясностей инструкции я не мог добиться ни от Клейнмихеля, ни от Перовского.

Клейнмихель, убежденный, что Вонлярлярскому не причтется никакой уплаты, желал, чтобы выдача денег производилась как можно медленнее, считая, что все, что будет выдано, будет чистой потерей для казны, так как он не надеялся на возможность получить что-либо в уплату из залогов Вонлярлярского. Перовский, которому я представлялся перед отъездом в Смоленск, высказал мне, до какой степени ему и вообще министрам неприятно положение, в которое Клейнмихель поставлен жалобами Вонлярлярского. Перовский всегда враждебно относился к Клейнмихелю, и потому мне показался очень странным его разговор со мной, но тут действовало чувство самосохранения; Перовский и другие министры были обижены тем, что подрядчик может иметь влияние на Государя более сильное, чем влияние одного из них и еще наиболее приближенного к Государю. Впрочем, я мог предвидеть это уже из слов M. Н. Муравьева, которого я в это время часто видал и который, сильно не любя Клейнмихеля, был дружен с Перовским. Последний, отпуская меня, просил придерживаться в уплате денег данной мне инструкции, а относительно ее неясностей исполнять так, как укажет Клейнмихель.

В феврале же 1852 г. было получено донесение Могилевского окружного правления путей сообщения, что на торги по ремонтному в следующие 4 года содержанию шоссе, устроенного Вонлярлярским, никто не явился, причем правление просило о том, чтобы поручено было Департаменту хозяйственных дел Главного управления путей сообщения найти подрядчика {для означенного содержания шоссе}. В это время поступило заявление Гуюса, управлявшего имением Клейнмихеля, о желании принять этот подряд с довольно значительной сбавкой со сметных цен. Клейнмихель приказал рассмотреть это заявление в общем присутствии департамента с приглашением в оное управлявшего Могилевским округом Станевича, Серебрякова и меня. В первом же заседании этого присутствия я обратил внимание на чрезвычайно высокую сметную оценку ремонтного содержания (сколько помню, около 2000 руб. на версту в год), с которой, конечно, нетрудно было сделать значительную сбавку. Так как Департамент хозяйственных дел получил от правления только итоги смет, то нельзя было судить, почему они вчетверо или даже впятеро более итога в смете на подобное же содержание других шоссе, а так как сметы не были еще утверждены Главным управлением путей сообщения, то я полагал, что до рассмотрения департаментом предложения Гуюса следует вытребовать подлинные сметы. Это предложение мое очень не понравилось Станевичу и постоянно во всем вторившему ему Серебрякову. Между тем в Петербурге начали уже говорить о том, что Клейнмихель отдает содержание шоссе управляющему его имением по чрезвычайно высокой цене. Чтобы мои заявления в департаменте не остались втуне, я решился в тот же день передать их Клейнмихелю, когда он вошел в гостиную своей жены, с которой я в это время играл в ералаш. Клейнмихель удивился, что сметы, по которым производились торги в Могилевском правлении путей сообщения, не были еще утверждены, что они не присланы правлением при торговом деле и что сумма, ими определенная, так высока; он очень благодарил меня за то, что я обратил на это его внимание, и приказал мне немедля отправить курьера в Могилев, с которым должны быть присланы сметы. Пока я этим распоряжался в канцелярии, он сел за меня играть в ералаш и, ничего не понимая в игре, порядочно проиграл.

Сметы из Могилева были доставлены после отъезда моего в Смоленск; они были проверены в Департаменте для рассмотрения проектов и смет, при чем в них убавлено работ и поставок более, чем на половину, так что хотя Гуюс и получил подряд по ремонтному содержанию шоссе за весьма выгодную сумму, но несравненно низшую против прежде им объявленной; контракт с Гуюсом был заключен на 4 года с тем, что по истечении этого срока, т. е. в 1856 г., подряд будет оставлен за ним еще на 4 года преимущественно перед другими лицами. Но в 1856 г. главноуправляющим путями сообщения был уже [ Константин Владимирович ] Чевкин, и содержание шоссе было отдано на 4 года другому лицу за сумму, сколько помнится, почти вдвое меньшую. M. Н. Муравьев удивлялся, что Клейнмихель, чтобы не быть введенным в обманы, не прибли жает меня еще более к себе; в это же время, напротив того, приближенные Клейнмихеля, Мицкевич, Серебряков, а может быть и другие, старались удалить человека, который один позволял себе выводить перед Клейнмихелем наружу все плутни, и это удаление не заставило себя ждать; я {уже говорил, что я} был назначен в Смоленскую комиссию для уплаты рабочим на шоссе. Это было только временное удаление, но в июне я был назначен начальником Московских водопроводов и, следовательно, совсем удален от Клейнмихеля.