Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

Надев перстень, я поехал в Зимний дворец к заутрене под Светлое Христово Воскресение. После заутрени Государь обыкновенно христосовался со всеми военными и гражданскими чинами первых четырех классов, со штаб– и обер-офицерами гвардии и со штаб-офицерами флота и армии; каждый целовался с Государем два раза, {так что поцелуев было бессчетное число}. Император Николай I ежегодно свято исполнял эту церемонию; в 1854 г., в первый раз, по нездоровью Государя, отменено было это христосованье. Эта церемония продолжалась и при Императоре Александре II до 1873 г.; в этом году вышло повеление, чтобы подходили христосоваться с Государем только члены Государственного Совета, сенаторы, почетные опекуны, генерал-адъютанты, свиты Его Величества генерал-майоры, флигель-адъютант и первые и вторые чины двора и статс-секретари Его Величества. {Конечно, число поцелуев этим распоряжением значительно убавилось, но все еще их чрезвычайно много.}

Денежные дела Клейнмихеля были в дурном положении; жена его, при сдаче ремонтного содержания пути и зданий железной дороги между двумя столицами купцу Смолину н, заставила его уплатить ее долги на сумму, как говорили тогда, выше 100 тыс. руб. Бывший в то время директором канцелярии главноуправляющего путями сообщения Никита Ефимович Заика, честный человек и единственное лицо, преданное Клейнмихелю, рассказывал мне по величайшему секрету со слезами на глазах, что он 20 лет служил при Клейнмихеле, который никогда не брал взяток, а теперь, хотя он непосредственно не участвует во взятках жены, но не может не знать о них. Вскоре Заика был назначен членом Совета Главного управления путей сообщения, а директором канцелярии назначен чиновник особых поручений Мицкевич, который более гармонировал с другими приближенными Клейнмихеля, искавшими в службе средств к обогащению.

В 1854 г. заведена была в Петербурге такса на извозчиков, и замечательно, что ни один не выехал в Светлое Христово Воскресение, так что я из гостиницы Демута, где простоял в этом году более 2 1/2 месяцев, должен был в этот день, несмотря на дождь и грязь, пройти пешком к Клейнмихелю, жившему у Обухова моста, и к И. Н. Колесову, жившему на Бассейной улице.

Всем, и мне в особенности, желательно было, чтобы паровые машины для подъема воды как в мытищинском, так и в алексеевском зданиях, были изготовлены в России. В Петербурге в это время был устроен механический герцога Лейхтенбергского завод {522}, с директором которого, горным инженер-генерал-майором Фуллоном {523}, я заключил контракт на поставку означенных машин. Читатель увидит далее, что никакое служебное дело мне не доставило столько забот и неприятностей, как этот контракт. Заказ машин и постоянное желание Клейнмихеля, чтобы я оставался в Петербурге как можно долее, {о чем я уже говорил при описании моего отъезда из Петербурга в конце 1852 г.}, были причиной тому, что я вернулся в Москву только в конце апреля.

В первую же зиму после открытия речного водоснабжения в Замоскворечной части города, в бытность мою в Петербурге, вода в его трубах замерзла, хотя они были положены на глубине не менее 7 футов под поверхностью мостовой, чего никогда не случалось на Мытищинском водопроводе. Это замерзание я приписывал не только тому, что поднимаемая зимой вода из реки холоднее ключевой, но и химическому ее составу. Действительно, налив два чана воды мытищинской и москворецкой при одинаковой температуре и поставив их рядом, последняя гораздо скорее замерзает зимой, а летом портится. Замерзание воды в трубах Замоскворецкого водопровода было причиной его остановки в феврале 1854 г.; по наступлении же весны вода в реке сделалась столь грязной, что необходимо было остановить Бабьегородское водоснабжение. Жители Москвы, – привыкнув в продолжение почти четверти столетия к тому, что Мытищинский водопровод действует безостановочно круглый год, сильно роптали на эти остановки, и только поддержка Закревского, который понимал, что не я причиной этих остановок, избавляла меня от больших неприятностей. С наступлением весны 1854 г. были отысканы чугунные трубы, в которых замерзала вода; они были открыты, но лед в них не растаивал до июня месяца, так что пришлось разбивать трубы и вытаскивать образовавшиеся в них льдины. По очищении воды в р. Москве, было снова пущено в ход бабьегородское водоснабжение, а по мере очищения труб Замоскворецкого водопровода от образовавшихся в нем льдин, было открываемо и водоснабжение Замоскворечной части города. Трубы, служащие для спуска излишней воды из разборных водоемов на этом водопроводе, также замерзали; {до их оттаивания} излишняя вода была выпускаема по поверхности площадей и улиц, что производило большой ропот между обывателями. Эти остановки весной, по причине нечистой воды в р. Москве, на обоих речных водопроводах и сверх того от замерзания труб на Замоскворецком водопроводе, – повторялись ежедневно во все время, пока в них поднималась речная вода, и я не буду более упоминать об этих ежегодных крайне неприятных для меня остановках.

В Петербурге в 1854 г. я посещал Клейнмихеля и других моих знакомых, {о которых я уже говорил выше}, а также Е. М. Гурбандт, поселившуюся в маленькой комнате, нанятой ею на Петербургской стороне. От нее узнал я, что останавливавшаяся у нее в начале 1854 г. тетка моя княжна H. А. [ Надежда Андреевна ] Волконская {524}, посвятившая всю жизнь свою молитве и улучшению положения своего племянника, моего двоюродного брата H. A. [ Николая Александровича ] Замятнина {525}, приезжавшая с книгой для сбора на церковь в принадлежащем последнему селе, вышла замуж за какого-то ничего не имеющего грека, очень невзрачного и плохо одетого, по фамилии Сосанопулос. Она, как узнал я впоследствии, познакомилась с ним в 1847 г., в Константинополе, в проезд со своей старшей сестрою княжной Татьяной в Иерусалим; он был кавосом и им прислуживал. Тогда он сделал моей тетке предложение, несмотря на то, что ей было уже 50 лет; она отложила свое согласие на 6 лет, с тем, что если он и по прошествии этого времени не переменит своего намерения, то может приехать в Россию, и она с ним обвенчается. Она умеет говорить только по-русски, а теперешний муж ее тогда не знал ни одного русского слова; не понимаю, на каком языке они объяснялись и как могли произойти столь странные предложение и согласие. Для всей нашей родни, и в особенности для H. А. Замятнина, это замужество тетки было очень неприятно; она впоследствии много терпела от своего мужа; он, завладев доходом с ее небольшого имения, не давал ей ни копейки, бранил и даже, как говорят, бил ее.

Последние два года сестра моя А. И. Викулина с двумя малолетними дочерьми жила за границей, проводя большую часть времени в Париже. Восточная война заставила ее возвратиться в Россию, и она в мае приехала к нам в Москву. В том же месяце мы переехали на нанятую нами дачу в Сокольниках; сестра, погостив у нас на даче, уехала в свое имение с. Колодезское Елецкого уезда.