Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

Я, весь промокший, ездил 20 июня с 6 до 8 час. утра по гор. Мискольцу, не находя нигде пристанища и не подумав, что прежде всего надо было отыскать коменданта главной квартиры армии. Усталый, я решился войти в комнату, кем-то занятую, и приказать человеку моему внести в нее мои вещи. Оказалось, что эту комнату занимал Генерального штаба подполковник Нордстренг н, который только что проснулся. Я объявил ему, кто я и почему я так бесцеремонно к нему взошел; он возражал, что ему одному тесно в небольшой комнате, но я настоял на своем и остался. В его присутствии я снял с себя мокрое платье и белье, но и бывшее в чемодане было также сыро, до того был силен дождь в проезд мой по Северной Венг рии. Надев сырое белье и платье, я явился сначала к начальнику штаба армии князю Горчакову, который, сколько помнится, при моем представлении мне ничего не сказал, кроме того, чтобы я явился к фельд маршалу князю Паскевичу. Когда я взошел в приемную залу последнего и обо мне доложил его адъютант, Паскевич в рубашке, подштанниках и туфлях, вытирая лицо длинным полотенцем, которое было перекинуто через его плечи, вбежал в означенную комнату и с гневом спросил меня:

– Зачем вы приехали?

Я отвечал, что назначен инспектором военных сообщений действующей армии. Паскевич закричал:

– Я это прежде вас знаю, но вы зачем приехали?

Я отвечал то же; Паскевич продолжал мне делать те же вопросы, а мне запретил отвечать одно и то же. Тогда я перестал вовсе отвечать, и Паскевич сердился за мое молчание. Наконец он меня отпустил. Что означал подобный прием? Я тогда объяснял его тем, что многие приезжали из Петербурга в действующую армию для получения знаков отличия, и Паскевич полагал, что я принадлежу к числу этих господ.

Впоследствии этот прием мог быть объяснен следующим обстоятельством. В мае 1849 г. Клейнмихель послал Государю доклад, которым извещал, что во исполнение повеления Его Величества назначены в действующую армию инспектор военных сообщений и два помощника из инженеров путей сообщения, но что подобное их откомандирование затрудняет его за недостатком, будто бы, инженеров в ведомстве путей сообщения. Доклад Клейнмихеля был получен Государем во время торжественного перехода наших войск из Галиции в Венгрию. Государь послал его на заключение Паскевича, который доложил, что ему инженеры путей сообщения совсем не нужны, о чем и было сообщено Клейнмихелю. Последний, получив это извещение по отъезде моем из Петербурга, удержал от поездки в Венгрию назначенных ко мне двух помощников, а за мною в погоню послал курьера с бумагою к графу В. Ф. Адлербергу, в которой просил возвратить меня в Петербург. Курьер Клейнмихеля приехал в Варшаву через несколько часов по отъезде моем из этого города. Адлерберг доложил Государю бумагу Клейнмихеля, и Его Величество, в виду того, что я уже отправился в действующую армию, приказал меня оставить при ней. Вот по какой причине два назначенные ко мне помощника не прибыли в армию, но я об этой причине узнал только по приезде моем в Петербург.

Граф Иван Федорович Паскевич-Эриванский, светлейший князь Варшавский

Лит. N.-E. Maurin с картины П. Ф. Бореля // Портретная галерея русских деятелей. 1864–1865 / А. Э. Мюнстер. Т. 1: 100 портретов. СПб., 1865. Л. 72

Подполковник Нордстренг, по возвращении моем от фельдмаршала, посоветовал мне пойти к коменданту главной квартиры, жандармскому полковнику Беваду н, и просить его приказать отвести мне квартиру. Бевад сказал мне, что весь город занят постоем, но что в занимаемой им квартире есть лишняя комната, которую он мне уступает; сверх того, имея в виду, что я не имею в армии ни товарищей по службе, ни подчиненной команды, он предложил мне ежедневно обедать у него. Я, конечно, поблагодарил за такое любезное предложение, которое было для меня неоценимо; другие офицеры, состоявшие при главной квартире армии, во время наших переходов, добывали себе помещения чрез подчиненных им чинов, часто посылаемых вперед; я, не имея таковых, конечно, оставался бы большею частью без всякого пристанища; по распоряжению же Бевада, жандармские квартирьеры на всех стоянках заготовляли и мне помещение, бóльшею частью в одном доме с Бевадом.

По возвращении моем от Бевада к Нордстренгу, он мне сказал, что за мною присылал фельдмаршал, по приходе к которому меня сейчас ввели в его кабинет. Фельдмаршал был в сюртуке с эполетами; он очень любезно отнесся о служивших под его начальством инженерах путей сообщения и объявил, что он дает мне поручение ехать на р. Гантару [67], {361}(может быть ошибаюсь в названии реки) для осмотра устройства моста на этой реке 2-м саперным батальоном под командою полковника Алексеева н, причем дал мне право разрешать именем главнокомандующего употребление всех нужных для устройства моста запасных вещей и приказал принять меры к немедленному окончанию моста для следования возвращавшегося из похода на Дебречин [68]4-го пехотного корпуса. Паскевич изложил приказание свое очень ясно; указал, где именно устраивается переправа, и заметил, что, так как я только прибыл в армию, то верно у меня нет лошади, а потому мне не на чем будет ехать. Ответ мой, что немедля найму казачью лошадь, очень понравился фельдмаршалу, от которого я пошел к Горчакову, чтобы доложить о полученном мною поручении. Горчаков мне сказал:

– Ну, поезжайте, если вы вернетесь ночью, то в котором бы часу ни вернулись, вы разбудите меня, чтобы передать о результате вашей поездки. Так будете поступать и вперед по исполнении даваемых вам поручений.

Горчакову и в голову не приходило то, о чем позаботился Паскевич, а именно то, что мне не на чем ехать для исполнения возложенного на меня поручения.

Пока мой слуга Аркадий отыскивал мне верховую лошадь и конвойного казака, я почел обязанностью заявить о данном мне поручении исправлявшему должность начальника инженеров действующей армии генерал-лейтенанту Сорокину {362}(впоследствии инженер-генералу и коменданту С.-Петербургской крепости, уже умершему), так как саперные батальоны находились в его ведении. Я был очень удивлен, что Сорокин не имел понятия, где находится 2-й саперный батальон и чем он занят. Впоследствии я узнал, что фельдмаршал, недовольный присылкой Сорокина в армию, совершенно удалил его от всякого дела. При начале венгерского похода, Государь назначил начальником инженеров действующей армии генерал-адъютанта Шильдера {363}, который в это время производил какое-то следствие на Кавказе и прибыл к армии по окончании войны. Паскевич полагал, до прибытия Шильдера, исправление его должности поручить генерал-майору Герстфельду {364}(Эдуарду Ивановичу, впоследствии инженер-генералу и члену Государственного Совета). Государь, находя, что он еще молод, – что не помешало его назначить в следующем 1850 г. товарищем главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями, – прислал в армию Сорокина, по приезде которого временное назначение Герстфельда прекратилось, а так как Сорокина не допускали ни до какого дела, то собственно начальника инженеров в действующей армии не было, и саперные батальоны и понтонный парк были бесполезно обременяемы тяжкой службой, об облегчении которой никто не заботился. Впоследствии я позволял себе обращать на эту бесполезную тягость внимание генерал-квартирмейстера генерал-лейтенанта [ Роберта Карловича ] Фрейтага, единственное из старших лицо в Главном штабе армии, которое было всегда доступно и рассудительно.