Барт ван Эс - В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

1 октября 1942 года

Милая мамочка,

ура, вот и наступил тот день, которого мы так долго ждали.

Я уже хожу в школу. Уроки начались в сентябре. Посылаю тебе маленький подарок. В том году подарок будет больше. А теперь надо петь так громко, чтобы горло заболело.

Лин слово в слово переписывает песенку, которую в Голландии обычно поют, когда поздравляют с днем рождения, и теперь ее письмо длиной почти в две трети первой страницы – большого линованного листа: «Долгих радостных лет, долгих радостных лет, долгих радостных лет и сча-а-а-астья». Песня занимает больше места, чем новости. Но вот слова песни кончаются. «Ну вот, – пишет Лин, будто сама запыхалась от пения, – а теперь у тебя болит горло?» Конечно, лучше бы увидеться с мамой, чем писать: Лин не знает, что еще сказать. Добрая часть письма уже готова, но все равно остались четверть листа и целая оборотная сторона, их тоже надо чем-то заполнить.

Сначала в школе было все новое и странное. Пришлось привыкать. Потом стало лучше. Ура, я не отстаю в учебе. Мы уже учим дроби. Они мне не очень даются, но все равно получаются. У нас в классе есть еще один мальчик, который больше не еврей. И ты тоже больше не еврейка. До школы идти почти четверть часа. У нас теперь учитель, а не учительница. Его зовут господин Хейменберг, и он ужасно любит шутить. Сначала он одной девочке раскрасил щеку красным мелком…

«И ты тоже больше не еврейка. До школы идти почти четверть часа». Как она перескочила с одного на другое? Лин об этом не задумывается, перо бежит по бумаге, а она думает отчасти о маме, а отчасти о том, скоро ли просохнет после дождя и можно будет пойти на улицу играть. Еще в голове у нее крутятся мысли о господине Хейменберге, учителе. От волнения Лин путается и повторяется:

А потом он и нос ей накрасил красным. А еще девочке или мальчику на арифметике надо показать что-нибудь, а он тогда вот так поворачивается с указкой, и им уже не достать. А потом он им это отдает и кто-то еще на это показывает.

О чем эта история, остается непонятным, сколько ни перечитывай, но Лин все строчит себе да строчит:

Вообще ребята в школе и на улице довольно добрые. А маленькая, Марианнетье, ей почти два, она такая шалунья и лапочка. Сначала ей надо было на горшок. Она его называет «гофок». Ну вот, я пошла и принесла ей горшок. Тетя говорит: «Ну, Марианнетье, иди сюда и садись на горшок». А она говорит: «Не хочу гофок, враки». Она хотела сказать, что соврала и на горшок ей не надо.

Лин уже исписала лист, так что хвостик последней фразы приходится втискивать внизу под линейками:

Надеюсь, у тебя хороший праздник, и мы тоже тут немножко отмечаем. Я куплю цветы и чего-нибудь вкусного. Надеюсь, в тот год мы уже опять будем вместе. Много-много поцелуев от Линтье, которая очень по тебе скучает.

Она и правда купит цветы и лакомства на мамин день рождения? Звучит благовоспитанно и по-взрослому, как подарок, который она отправляет, – изразец с картинкой, как будто нарисованной фломастером. На рисунке – тонущий человечек; во всяком случае, подразумевается, что он тонет, хотя туловище его высоко торчит над водой и на вид его пиджак совсем сухой. Берег рядом, но до ужаса недостижим, однако сверху человечку уже брошен спасательный канат. Подпись гласит: «Когда опасность угрожает, то кто-нибудь тебя спасает». В магазине, куда она пошла вместе с тетей, Лин решила, что эта плитка подойдет как нельзя лучше, к тому же с секретной почтой нельзя посылать ничего громоздкого. Лин заканчивает письмо, тетушка хвалит его и кладет вместе с изразцом в конверт, прибавив коротенькую записку от себя лично:

Дорогая мама Лин,

хочу добавить несколько слов к письму Лин. Она очень долго и старательно его готовила, но у нее все получилось!

У Лин по-прежнему все хорошо, она ходит в школу, и учителя говорят, что она успевает. Ведет себя примерно, все схватывает на лету. Она всегда бодрая, но иногда очень сильно тоскует по вам и отцу.

Подарок Лин выбрала сама. Она хотела девиз «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», но изразца с такими словами в магазине не оказалось.

Что касается одежды, я все устраиваю так, как мне кажется лучше. Лин отлично подходит все, что стало мало нашей Али. Одежды у Лин много, но кое из чего она уже выросла. Так или иначе, мы справляемся.

Я часто говорю Лин, что она наполовину мальчишка, а она отвечает: «Мама тоже всегда так говорит».

Надеюсь, ваш день рождения получился не очень грустным, если такое возможно, и в следующем году мы сможем поздравить вас лично, вместе с вашим мужем и дочкой.

Мы устроим здесь маленький праздник, и Лин обязательно будет думать о вас весь день.

Если получится, пожалуйста, пришлите нам письмо и сообщите, что особенного мы могли бы сделать для Лин.

С наилучшими пожеланиями, к которыми присоединяется и Хенк, дядя Лин,

Непросто написать такое письмо и уговорить Лин, чтобы та тоже написала далекой маме, но еще хуже, когда конверт возвращается нераспечатанным и его приходится прятать от Лин.

Тетя по-прежнему стирает, убирает, готовит, растит детей, стараясь как может. Платья Лин (серо-голубое шелковое из «Боннетри» и атласное, сшитое мамой) приходится отдать младшим девочкам – сохранить их на память не получается, и Лин кажется, будто у нее отбирают сокровища.

Когда к 10 декабря Лин решает написать папе поздравление с днем рождения, тетушке приходится признаться, что писать некуда и что предыдущее письмо пришло обратно в заклеенном конверте. В этот день в кухне очень тихо – Лин забилась в угол и молча сидит на полу. На пальце у нее два колечка, родительский подарок, – одно серебряное, другое золотое. Она снимает оба и принимается катать по полу, слева направо и обратно. Сначала одно кольцо, за ним другое проваливаются в щель у стены и исчезают во тьме. После этого Лин долго не вспоминает о родителях.

Зимние дни все темнее и холоднее, и Лин чаще сидит дома, играя с Марианной в кухне или болтая с какой-нибудь подружкой в соседней комнате. Тетушка не очень щедра на поцелуи и объятия, но с ней спокойно, и Лин чувствует себя ребенком. От плиты идет чистое сухое тепло, а в доме всегда уютно пахнет стиркой, или глаженьем, или стряпней. Когда Лин возвращается из школы, ее ждут теплое молоко и кусок хлеба, намазанный яблочным повидлом. Тетя расспрашивает, как прошел день, и рассказывает, что они с маленькой Марианной поделывали.

Со временем в альбоме Лин появляются все новые и новые имена. Особенно девочке нравится запись одноклассницы Нелли Бакс: она сделана летящим каллиграфическим почерком, да еще и само стихотворение на каком-то странном возвышенном языке – устарелом голландском, на каком давно никто не говорит.