Барт ван Эс - В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

Целых десять лет древние правила еврейской жизни во многом помогали быть счастливой и Лин. Ее окружала община, где отмечали праздники, играли свадьбы, проводили бар мицвы, и ей нравилось ощущать себя частью племени. Альберт был спокоен и умен. Он успешно работал, а их дети успевали в школе. А Лин? Она была заботливой матерью и женой.

Выйдя из кафе, мы снова окунаемся в солнечный свет. Билет в Португальскую синагогу действителен и в музее. А в стандартный маршрут по Еврейскому культурному кварталу обычно входит и посещение Холландсе Схаубюрг, куда, правда, билет не нужен. Мы отправляемся в мемориал – до него всего полмили ходу. Лин никогда там не бывала.

До войны Схаубюрг был популярным театром. Например, в 1900 году в нем прошла премьера пьесы Op Hoop van Zegen («Гибель “Надежды”»), посвященной нелегкой жизни рыбаков Северного моря. Написал пьесу еврейский драматург Херман Хейерманс, и она до сих пор собирает полные залы. Нацисты назначили Схаубюрг официальным еврейским театром, но ненадолго. В августе 1942 года его превратили в подобие тюрьмы: сборный пункт, из которого десятки тысяч евреев, арестованных в Амстердаме, отправляли дальше, в транзитный лагерь Вестерборк на севере Голландии, а оттуда – в лагеря смерти на востоке. Целый год здание театра было переполнено напуганными, страдающими от жажды мужчинами и женщинами, которых зачастую так тесно набивали в помещения, что им не хватало воздуха. Когда задача была выполнена, здание в 1944 году продали и перестроили в место для празднеств, балов и свадебных торжеств, которые там благополучно устраивали даже по окончании войны.

Мы с Лин замечаем Схаубюрг еще издалека – еще одно белое здание, похожее на полицейскую будку, напыщенно нависает над улицей, и его окна под солнцем отливают черным. С 1962 года Схаубюрг стал мемориалом. За храмоподобным фасадом – это единственное, что осталось от изначальной постройки, – двор с остатками кирпичных стен, скамейки и колонна темного камня на постаменте в виде звезды Давида. На левой от входа стене – фамилии шести тысяч семисот семей, под ними – Вечный огонь. Список ста четырех тысяч погибших голландских евреев.

Абсолютный контраст между мемориалом и залитой солнцем улицей, где мы беспечно болтали еще минуту назад. Во дворе мемориала застыли в молчании несколько одиноких фигур в тяжелых пальто. Двое посетителей перешептываются, изучая фамилии. Да, хорошо, что теперь вместо развлекательного центра здесь мемориал, но в памятной стене есть нечто больничное: имена погибших горят зелеными буквами на черном стекле экрана, подсвеченные изнутри. Список прокручивается столбец за столбцом, имена погибших сменяются и сменяются, длинные, короткие, словно кардиограмма больного.

Йолис

Йоллес

Йолофс

Йонас

Йонг

Йонг, де

Йонг – ван Лир, де

Йонге

Йонге, де

Из пластикового короба нам выдают прибор вроде мобильного телефона – его можно направить на любую фамилию по своему выбору, но де Йонгов в списке так много, что приходится прокручивать перечень, пока мы не находим тех, что с Плеттерейстрат, 31 (адрес возникает на экране справа от фамилии – на квадратике городской карты).

Чарльз де Йонг

Роттердам, 10 декабря 1906 г. – Аушвиц, 6 февраля 1943 г.

Катарина де Йонг-Спиро

Гаага, 28 октября 1913 г. – Аушвиц, 9 ноября 1942 г.

Меню на сенсорном экране предлагает нам «Распечатать семью», «Добавить члена семьи», «Сделать пожертвование» или перейти к «Часто задаваемым вопросам».

– Я пойду домой, – говорит Лин.

Провожаю ее до выхода, мы обнимаемся на прощание, договариваемся поужинать у нее, и я поднимаюсь на второй этаж. Там еще сохранились несколько обветшавших помещений, прилегающих к оригинальному фасаду здания. С час я брожу, склоняясь над старыми витринами с экспонатами, от которых щемит сердце, – пачкой прощальных писем или детским деревянным башмаком. Потом выхожу из старого театра и направляюсь по боковой улице, оставив справа ворота городского зоопарка.

Через две минуты я уже у дверей Музея Сопротивления. Как и Холландсе Схаубюрг, это здание некогда было центром еврейской культуры: его возвели для хорового общества, от которого сохранилась звезда Давида на фронтоне. Осмотр экспозиции происходит в строгой последовательности: коридор из гипсокартонных стен ведет вас от вторжения к освобождению; мимо череды окошек, где выставлены официальные повестки и фальшивые паспорта. Можно своими глазами увидеть, как постепенно менялось настроение в стране – от вынужденного принятия режима до массовой оппозиции, как жестокие ответные акции нацистов все учащались. Наконец коридор выводит в воссозданные интерьеры – например в типографию, где печатались подпольные газеты.

Подпольные типографии сыграли в истории нидерландского Сопротивления большую роль. Они не только обеспечивали информацией тех, кто напрямую сражался с нацистами, но и помогали построить новое национальное сознание, что после войны приобрело огромное значение. Даже в наши дни существенная часть СМИ в стране (включая такие газеты, как «Трау», «Врей Недерланд» – «Свободные Нидерланды», «Пароль», и издательство «Де Безиге Бей» – «Хлопотливая пчела») берет начало от подпольной прессы.

Враждебной им силой была правительственная пропаганда. В зале, изображающем городскую площадь, я рассматриваю щиты на стенах и афишные тумбы. «Мюссерт говорит», – гласит плакат, с которого смотрит лицо голландского фашистского вождя, в 1942 году ставшего главой государства без полномочий. У Мюссерта, клоунского варианта Муссолини, который и сам был клоуном, так и не набралось множества последователей. Однако другие пропагандистские картинки из этого зала, несомненно, достигли своей цели. Много рисунков с привлекательно-беззащитными женщинами, распростертыми среди руин и крови. «Большевизм – это убийство» и «Вот он, второй фронт» – провозглашают плакаты, а скромные платья женщин, несмотря на все усилия владелиц, так и задираются, обнажая округлые бедра. Кроме плакатов с беззащитными женщинами есть и другие – с мускулистыми белокурыми мужчинами, которые упрямо выпячивают подбородки, не страшась порывов студеного ветра. «Бравые парни идут в войска СС», «Будь храбрым, будь штурмовиком», «Новые Нидерланды – новая Европа. Вступай в ряды НСД, вставай на борьбу!». А на одном из плакатов – бородатый крючконосый злодей, который сжимает кинжал и щеголяет желтой шестиконечной звездой.

Из музея я выхожу последним. Забираю свой чемодан из камеры хранения и шагаю по центру Амстердама к Лин: перехожу каналы по маленьким горбатым мостикам, заглядываю в магазины и кафе и то и дело уворачиваюсь от велосипедов. Лин хлопочет в кухне, а меня отправляет в гостиную – там на столе уже стоят вазочки с закусками и стакан пива. Сегодня наша последняя встреча перед моим отлетом в Англию.