Барт ван Эс - В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

Только с маленькими детьми Ма чувствует себя в своей стихии: переживает все их болезни и радуется их маленьким победам. Она счастлива, видя беременную дочь и приемную дочь, Али и Лин, а когда у Лин рождается «очаровательная малютка» Батья, то Ма пишет Лин, что ее переполняют радость и радужные надежды. Материнство для Ма – главный смысл жизни.

Однако запись о материнстве Лин – из числа последних в дневнике. «Думаю, хватит мне вести дневник, – пишет Ма спустя несколько страниц. – Пишу я сюда лишь время от времени, да и ничего интересного, по-моему». Без маленьких детей у Ма опускаются руки, она теряет смысл жизни и все чаще, несмотря на старания, поддается унынию и ворчит.

К началу 1970-х Ма и Лин уже изрядно отдаляются друг от друга. Они видятся на днях рождения и иногда на Рождество, но отношения между ними лишаются глубины. Если Лин звонит по телефону, Ма отвечает: «Перезвоню попозже», но слово сдерживает редко.

Но вот наступает сентябрьский вечер 1972 года. Нынче Йом Кипур, и подошел черед Альберта читать речь в синагоге. Лин с ним не идет. Как теперь часто бывает, она остается дома, сидит и смотрит, как струйки дождя сбегают по оконным стеклам, и в голове у нее все та же фраза, от которой нет спасения.

В половине десятого Лин слышит, как Альберт поворачивает ключ в замке.

– Как твоя речь? – спрашивает она.

– Если бы ты там была, ты бы знала, – отвечает он.

Раздражение мужа ее не удивляет, но едва он произносит эти слова, как внутри у Лин происходит нечто странное. Будто прозвучало волшебное слово. Будто щелкнул какой-то выключатель. Лин встает с дивана и поднимается наверх – ноги как свинцовые, – потом, ступая по лестничной площадке, застеленной ковром, проходит в ванную и открывает шкафчик над раковиной.

В этот миг она нашла идеальное решение. И едва не улыбается – какой отличный выход. Что, если ее в один миг здесь не станет?

Обычно Лин терпеть не может глотать таблетки и даже не умеет. Они застревают у нее на языке и горчат, а вода течет в горло. Потому-то она редко их принимает. Потому-то еще так много осталось. Но на сей раз глотать легко. Все удается. Минута не прошла, как блестящие пластинки уже пусты и под фольгой – ничего. Медленно и старательно Лин укладывает упаковки из-под снотворного обратно в шкафчик и спускается по лестнице.

На улице все еще дождь. Она садится на диван. Шум дождя успокаивает, убаюкивает, помогает ей уснуть.

Вот фотография Бена Спиро, двоюродного брата Лин, сделанная у нее на свадьбе в 1959 году. Он впервые попадается мне на снимке после того, давнего, с Плеттерейстрат, где он еще щекастый младенец и сидит с пальцем во рту на коленях у матери, а рядом Лин в клетчатом платье и с белым бантом в волосах.

На свадебной фотографии Бену лет двадцать пять, он за столом после банкета. За спиной у него в кадр попал мой дедушка, который оживленно беседует с гостями. Лицо Бена потрясает меня. Уродливый широкий шрам тянется через всю щеку, левый глаз слепо смотрит в никуда из-под нависшего века. Все это – следы травмы, полученной в автокатастрофе на мотоцикле. Авария случилась годы спустя после войны, но манера вождения Бена напрямую связана с чувством отверженности, которое переживала и Лин. Как и Лин, родители в свое время отдали Бена участникам Сопротивления. Как и Лин, в годы войны он прошел через страшные испытания. Вскоре после того, как был сделан этот снимок, Бен Спиро повесился.

Несколько дней Лин находилась между жизнью и смертью – неясно было, перенесет ли она передозировку. Альберт отвез ее в больницу, где она пролежала неделю. Когда ее выписали, он устроил домашний праздник в честь ее возвращения. «Беда позади», – написал он на пригласительных открытках, разосланных друзьям. Как и все остальное, эти приглашения, написанные совершенно искренне, лишь обнажают несходство между супругами: Альберту так и не удалось понять Лин, или, возможно, ей не удалось объяснить ему свои чувства.

«Я ощущала себя почетной гостьей на собственных похоронах», – вспоминает Лин тот праздник.

Ма откликнулась на случившееся совсем не так, как Альберт. Она пришла в ярость. Наглотаться снотворного и бросить мужа и детей – да это оскорбление всего, во что она верит! Окружающие столько сделали для Лин, пошли на такие жертвы – как она осмелилась проявить подобный эгоизм? Кем надо быть, чтобы натворить такое?

Кем надо быть? Да, вот в чем вопрос. Кто ты, если отсекаешь все, что тебя окружает, мужа-ученого, синагогу, блага обеспеченной жизни? Какому миру она принадлежит: кругу ван Эсов, еврейских ритуалов или чему-то совсем иному, чего пока не обрела?

Лин понимает, что попытка самоубийства была ужасной ошибкой, и обещает старшим детям, восьми и двенадцати лет, никогда не совершать ничего подобного. Но она уже не вернется к утреннему кофе с другими дамами, к кошерной кухне, к неотвязным вопросам без ответа – нет, не вернется.

В последующие годы Лин старательно работает над своими проблемами. Она несколько раз безуспешно проходит психотерапию – например, целый курс психоанализа, когда она лежит на кушетке, а аналитик сидит в кресле позади, и ее пугает, что она его не видит.

– Мужчина, который начал вас целовать, – как я понимаю, тот самый, кто спас вам жизнь, так? – спрашивает аналитик.

Сеансы психоанализа Лин бросает, но находит другие методы, которые ей помогают. Лин обретает утешение в медитации, в буддийском учении, в гуманизме и беседах с новыми знакомыми. Она спрашивает себя, чего на самом деле хочет от жизни. Во что верит? Есть ли в истории какие-то закономерности и модели, на которых мы могли бы учиться?

Лин хочет стать сильнее как личность и потому выходит на работу. Договориться с Альбертом не так-то просто. Он не понимает, зачем нужны такие перемены, и атмосфера в семье теперь искрит от напряжения, то и дело вспыхивают ссоры по пустякам. Такая обстановка скверно влияет на детей, и – как это часто бывает в подобных ситуациях – они винят в происходящем себя.

Весной 1979 года раздается телефонный звонок. У Па рак легких. Многолетняя работа с асбестом и привычки заядлого курильщика не оставляют ему шансов, и осенью он уже лежит при смерти в больнице. Лин приезжает его проведать и сидит у постели. Вокруг все белое, лицо у Па осунулось еще больше – рак пожирает его изнутри.

Лин сидит рядом, и говорить им не о чем. За все годы с тех пор, как ее впервые привезли к ван Эсам, она редко оставалась с Па наедине.

Лин подает ему пластиковый стаканчик с водой, Па берет его и проливает, потому что руки у него отекли.