Сергей Беляков - Парижские мальчики в сталинской Москве [litres]

На такси Мур, кажется, не ездил – в 1940-м это был транспорт для людей очень обеспеченных. А вот с электричками был знаком давно: “…едешь час, в вонючем поезде, ни к кому в Москве не успеешь зайти, потому что торопишься не опоздать на обратный поезд в Голицыно…” – записывал он 8 марта 1940-го. Электрички появились на пригородных маршрутах на рубеже двадцатых и тридцатых. В первые годы они выглядели красивыми и необычными. Вагоны были вишневые, с серым верхом, изнутри обшиты деревом. Но к 1940 году электрички уже не казались особенно привлекательными, по крайней мере в глазах парижского мальчика.

Первое впечатление Мура от новой школы самое благоприятное: “Школа довольно культурная – как надо”. Товарищи – “довольно интеллигентные”, некоторые носят заграничные костюмы. Только вот учиться было всё труднее и труднее, хотя Мур был учеником старательным.

В Кламаре он учился великолепно. В те времена в младших классах французских школ была традиция: лучший в классе ученик получал особую награду – Крест чести (Croix d’honeur). Мур становился лучшим в классе неделю за неделей: “Первый ученик, не снимает креста” 672, – с гордостью пишет Цветаева. Учебный год Мур окончил “первым учеником всей школы (курсив Цветаевой. – С.Б .): первым по всем предметам, кроме арифметики”. На торжественной церемонии, посвященной, очевидно, окончанию учебного года, Мура 16 раз называли и 15 раз награждали, дали ему специальный приз “за небывалое в стенах школы рвение. Ему надарили столько красных книг и таких веских, что – еле дотащили. Словом, был полный триумф, такой, какого в моей (курсив Цветаевой. – С.Б. ) жизни – не было” 673, – делилась она радостью с издателем Вадимом Рудневым.

В СССР он тоже стремился быть среди лучших. Сначала это было легко. Весной 1940-го в голицынской школе он даже мог себе позволить уйти на каникулы на день раньше класса. В новой московской школе Муру придется гораздо труднее.

В конце тридцатых пионеры на демонстрациях шли под лозунгом: “Обещаем товарищу Сталину учиться на «отлично»”. В голицынской школе классы участвовали в “социалистическом соревновании”. Восьмиклассникам 167-й школы тоже предложили взять на себя социалистические обязательства. И Мур “взял обязательство не иметь в течение года ни одной посредственной отметки” 674, хотя сам не был уверен, что это осуществимо. Уже 10 сентября Мур пожалел об этом.

Он садился за уроки в девять утра и занимался до часа дня, без перерыва. Иногда до половины второго. В два уходил в школу, а возвращался вечером – в половине девятого. Почти двенадцать часов учебы с перерывами на поездки в школу и обратно: “Да, что мне гораздо более трудно учиться, чем в прошлом году, и что напрягать усилия нужно больше, это факт”. 675Но Мур не унывал. Штудировал учебники день за днем, ради учебы отказывался и от привычных удовольствий, и от важных дел. Он даже ругал себя, когда отвлекался от уроков на дневник: “Сегодня трудный день: география, алгебра и физика – 3 очень трудные предмета, по которым могут каждую минуту спросить. Да, мне утром придется здорово поработать. А я теряю время и пишу дневник, вместо того чтобы заниматься…” – записывает он утром 10 сентября.

20 сентября Цветаева пошла в гости к артисту Дмитрию Журавлеву, ученику Елизаветы Яковлевны. Журавлев был уже знаменитостью. В Московской филармонии он давал сольные концерты, которые правильнее назвать моноспектаклями. Двадцатого он читал дома – для друзей – пушкинскую “Пиковую даму”. Это была новинка театрального сезона. В наступающем году Журавлев будет выступать с нею в филармонии.

Собрались почти все родственники: пришел Кот (Константин Эфрон), пришли Вера Яковлевна и, разумеется, сама Елизавета Яковлевна – тетя Лиля. Мур охотно ходил слушать Журавлева, вот только на этот раз не мог пойти: сил после школы не осталось. “Все знакомые говорят, что у меня плохой вид. И немудрено – я почти совсем не выхожу – всё время готовлю уроки, учу их, повторяю… и всё равно учусь не очень хорошо” 676, – писал Мур.

Цветаева была в ужасе. Боялась, что Мур заболеет туберкулезом, подозревала у него малокровие и заставляла сына пить экстракт “печеночной крови”. 677Видимо, так они с Муром называли гематоген, который продавался в аптеках в виде сладкой и липкой микстуры. Цветаева не понимала: зачем терять время и силы ради каких-то оценок и социалистических обязательств? Она сама учила только то, что хотела, что было ей интересно. Можно ли “наслаждаться” учебой даже в университете, “когда есть Италия, Испания, море, весна, золотые поля… <���…> Мир очень велик, жизнь безумно коротка…” 678 – писала она Максимилиану Волошину в январе 1912-го, накануне своего свадебного путешествия по Европе.

Сейчас она с грустью смотрела, как Мур тратит лучшие годы жизни, пытаясь выучить совершенно непонятные для него алгебру, геометрию, химию, физику. Сидит за их единственным столом не разгибая спины: “…всё утро – учится. Выглядит – плохо и очень нервен. Мне его бесконечно жаль”. 679

На самом деле Мур был таким старательным и усердным не из тщеславного желания стать отличником, тем более не из-за соцобязательства. Мур – настоящий француз, а значит, прагматик. Его цель – стать советским человеком, интегрироваться в советское общество и преуспеть в нем. А для этого необходимо окончить школу. Всё лето он думает, как и когда сдавать экзамен по французскому, хотя как раз на сей счет мог быть спокоен: редкий школьный учитель в Москве знал язык лучше. К тому времени учебники и тетради уже не выдавали в школах, как в начале тридцатых. 680Советским семьям приходилось тратить деньги на подготовку детей к школе, и Мур сам покупал учебники и тетради. Как раз с осени 1940-го ввели платное обучение в старших классах школы – с восьмого по десятый, и Цветаевой придется потратить еще 200 рублей за восьмой класс Мура. В ноябре она внесет 100 рублей, в феврале 1941-го – еще сотню.

Но образование того стоит. Георгий всегда смотрел на школу как на ступень в его будущей карьере: “…взбираться по общественной лестнице легче при десятилетке”. 681

Мур рад, что учится в престижной школе: выше шанс добиться успеха в жизни. Но школьная рутина, уроки, домашние задания, контрольные – всё это навалились сразу же, с первых недель и даже дней нового учебного года. Мур не привык к такой жизни: “Какая сумма энергии затрачивается в школе! Боишься, что спросят, повторяешь, слушаешь, пишешь… Круговорот уроков, отметок, учителей, тетрадей… Всё в конце дня смешивается в кашу”. 682

При этом Мур не был отличником-вундеркиндом. Как бы он ни старался, но даже по гуманитарным предметам в новой школе у него появлялись отметки “посредственно”, то есть тройки. Очевидно, просто не хватало времени и сил после неподъемных точных наук. Были и оценки “хорошо”, и “отлично”, но всё это давалось с трудом. В общем его хвалили, но по алгебре и геометрии дела шли всё хуже и хуже. Мур очень боялся, что в школу вызовут Цветаеву. И этот день настал. Марине Ивановне позвонил учитель математики.