Владимир Соколов - Пришёл солдат с фронта

Андрей был для меня образцом воспитанности, и я старался быть похожим на него. Однако существенных успехов в «работе над собой» я не достиг. То ли гены не те, то ли не в той среде вырос. И всё-таки общение с Андреем что-то изменило в моём характере в лучшую сторону. Я всегда стремился быть похожим на людей, которые в чём-то превосходили меня. Мне кажется, что это основа самоусовершенствования. Впрочем, стремление подражать образцу может срабатывать и в дурную сторону. Всё зависит от выбора образца.

После окончания института Андрей работал главным инженером ИРПА — Института радиовещательного приёма и акустики.

Были и другие яркие личности среди «городских» студентов. Юра Куранов относился к той категории общительных людей, которые притягивают к себе товарищей. Где бы он ни появлялся, вокруг него сразу же образовывалась небольшая толпа, слышался смех, громкие разговоры. Он имел весёлый нрав, обладал хорошим чувством юмора. Кроме этих достоинств Юра имел еще одно, пожалуй, главное: он мог играть практически на любых музыкальных инструментах. У него, с моей точки зрения, были выдающиеся музыкальные способности. Он учился в консерватории, кажется, по классу скрипки, но ушёл после третьего курса, решив, что вы-дающегося музыканта из него не получится. Сам он объяснял это так: «Можно быть средним инженером, но средним музыкантом быть нельзя. Это жалкая роль».

Я познакомился с музыкальными способностями Юры на одной из курсовых вечеринок, которые мы устраивали в квартире Жени Швечкова на Красной улице. Папа Жени был важной «шишкой». Квартира была огромная, с множеством комнат, в старинном богатом доме. Родители Же-ни уходили из дома, чтобы не мешать нам. В квартире был рояль, кто-то принёс аккордеон, ещё была скрипка. Юра играл на всех этих инструментах. Он исполнял по просьбе слушателей классическую музыку, танцы, песни. Все были восхищены. Мне казалось, что он зря бросил консерваторию. Впрочем, ему виднее.

На первом курсе по инициативе преподавателя английского языка Анастасии Григорьевны Ливер в институте был устроен «английский» вечер. В то время такие вечера были в моде. Студенты читали стихи, пели песни на английском языке, разыгрывались небольшие пьесы. Я вел этот вечер, разумеется, тоже на английском языке, в качестве конферансье со своими номерами-вставками. На вечер Ливер пригласила гостей: преподавателей с кафедры английского языка Ленинградского института иностранных языков. Была среди гостей и приятельница Ливер, знаменитая оперная певица Софья Петровна Преображенская.

Вечер прошёл успешно. Анастасия Григорьевна представила меня гостям. Я даже поговорил с Преображенской. Беседа была для меня очень полезной. Но наиболее интересной была встреча с преподавателями английского языка. Они очень напористо уговаривали меня бросить Институт связи и перейти к ним в Институт иностранных языков. Они расхваливали мои способности, обещали принять сразу на третий курс, соблазняли научной работой и аспирантурой, гарантировали мне успешную защиту диссертации. Я отверг их предложение, довольно глупо заявив, что изучение иностранного языка не может быть самоцелью для мужчины. А может быть, надо было согласиться? Впрочем, неизвестно, как сложилась бы моя судьба в этом случае. А к той жизни, которую я прожил, у меня серьёзных претензий нет.

Летние каникулы я проводил у мамы в Костешине. Мама жила вдвоём с котом Цыганом. Работала она в бухгалтерии льнозавода, который находился в двух километрах от Костешина. Половина дороги шла лесом. Цыган каждый день к концу рабочего дня приходил на льнозавод встречать маму. Обратно они шли вместе. Цыган прекрасно знал свою кличку и реагировал на неё мгновенно, когда хотел есть. В остальное время он даже ухом не шевелил, сколько его ни зови.

В 1949 году к нам приезжала тётя Груня. Деревня Костешино была её родиной. Втроём мы ходили на Осугу загорать и купаться.

Что это я всё об отдыхе и развлечениях. Мы ведь ещё и учились. О самом учебном процессе рассказывать нечего. Как и в любом другом техническом вузе, это лекции, практические занятия, лабораторные работы, домашние задания, курсовые проекты, зачеты, экзамены. Гораздо интересней рассказать о наших преподавателях.

Нашим любимцем был доцент Оскар Ефимович Гольдин. Он читал курс теоретической электротехники — основы всех других радиотехнических дисциплин. Именно электротехника и её методы расчёта электрических цепей формируют инженерное мировоззрение всех, кто имеет дело с работой электрических схем, независимо от их назначения. Не все это понимают, а я понял, благодаря Оскару Ефимовичу. Он учил нас прежде всего мыслить электротехническими категориями, а не просто выводить формулы и подставлять в них числа.

У Оскара Ефимовича был свой, очень эффективный метод преподавания. Метод Гольдина помогал студенту за сухими формулами видеть физическую сущность процесса. Кроме того, он стимулировал дух соревновательности: никому не хотелось выглядеть дураком. Поясню суть метода на примере.

Лекция по электротехнике. Вначале всё шло, как и на других лекциях. «Оскар» (так мы называли его между собой) ставил задачу, поворачивался лицом к доске и начинал вывод формул, сопровождая свои действия пояснениями. Иногда вывод занимал две доски. Мы строчили конспекты, едва успевая за ним. Только Лёшка Внуков успевал не только аккуратным почерком законспектировать лекцию, но ещё и подчеркнуть цветными карандашами наиболее важные места и заключить формулы в рамочки.

Окончив работу, Оскар поворачивался к нам и предлагал задавать вопросы, если что-то не понятно. Когда вопросы заканчивались, он говорил: «Ну, раз вам всё понятно, то теперь задавать вопросы буду я». Он обращался к схеме, которая была изображена на доске, и спрашивал: «Соколов, как изменится напряжение на катушке индуктивности, если в неё вставить железный сердечник?» — «Увеличится», — бодро отвечал я. «А что думает по этому поводу студент Внуков?», — спрашивал Оскар. Лешка Внуков, подумав некоторое время, отвечал: «Уменьшится». — «Вот Соколов не подумал, — резюмировал Оскар, — и сказал глупость. А Внуков подумал (тут он делал паузу) — и тоже попал пальцем в небо. Ничего-то вы не поняли!» Горестно покачав головой, он начинал объяснять нам, как надо было рассуждать, чтобы прийти к правильному выводу. Всё было очень просто. Нам было стыдно.

Оскар любил студентов и свою профессию. Это была его жизнь. Перефразируя высказывание М. Горького, могу сказать: всем лучшим во мне, как инженере, я обязан Оскару Ефимовичу Гольдину.

Позднее, когда я уже работал, мне посчастливилось присутствовать на лекции выдающегося математика академика Бориса Владимировича Гнеденко. Он высказал мысль о том, что учёный, который не может объяснить какое-то явление, не приведя описывающую его формулу, просто не понимает сущности этого явления. Мало того, многие формулы, необходимые для расчётов, можно составить без вывода, просто на основании логических рассуждений, и он продемонстрировал это на примере основной формулы теории надёжности.