Владимир Соколов - Пришёл солдат с фронта

Не все преподаватели был такие, как Гольдин. Вернее, таких, как Гольдин, больше не было. Но по основным предметам, слава богу, преподаватели были приличные. Радиотехнику преподавал Абель Аронович Ризкин, акустику — профессор Андрей Владимирович Римский-Корсаков (потомок того самого), телевизионные устройства — профессор Виктор Леонидович Крейцер, телевизионные системы — профессор Павел Васильевич Шмаков. Курс математики читал профессор Егоров. Это был немолодой, но энергичный человек. Говорили, что он занимается альпинизмом. Профессор не любил сквозняков. Зимой, перед его приходом мы специально открывали форточку в окне справа от его стола. Он входил в аудиторию и, увидев открытую форточку, проходил мимо своего стола, легко вскакивал прямо с пола на подоконник и закрывал форточку. Ради этого зрелища мы и открывали форточку.

А вот с предметами, которые мы считали второстепенными, дело было порою смехотворное. Теорию машин и механизмов читал доцент Якубовский. Он был не очень силён в русском языке, часто употребляя, например, такой оборот речи: «Если память мне не ошибает, то…». Практические занятия по этому предмету вёл доцент Здорнов (мы его сразу же перекрестили во Вздорного). На его занятиях наша компания — я, Юра Куранов, Андрей Петров, Юра Прейс, Юра Миронюк и другие, занимали места за задними столами довольно большой аудитории. Доцент Здорнов, маленький и очень важный человек, стоя у доски, что-то говорил и писал мелом. Мы же заводили песню: «Из-за острова на стрежень, на простор морской волны, выплывают расписные Стеньки Разина челны…» Сначала тихонько, а потом всё громче и душевней. Доцент Здорнов переставал писать, прислушивался и миролюбиво говорил: «Вы бы потише, ребята». Мы послушно снижали громкость и продолжали петь.

Быстро летели годы учёбы. Практику я проходил на Московском и Ленинградском телецентрах и в НИИ телевидения. Наконец наступила пора защиты. Темой моей дипломной работы была разработка гамма-корректора для Ленинградского телецентра. Я получил диплом с отличием.

При распределении меня оставили работать в Ленинграде, направив на работу в лабораторию Ленинградской дирекции радиосвязи и радиовещания, находившуюся в Доме радио. В сферу деятельности лаборатории входил и телецентр. Работа была интересная и очень разнообразная, что было полезно для расширения моего инженерного кругозора. Я, например, участвовал в настройке новых телевизионных передатчиков, рассчитывал конструкцию и руководил монтажом и настройкой антенного павильона и антифедингового устройства антенны-башни средневолновой радиостанции в Ольгине, измерял с самолёта ПО-2 характеристику направленности ольгинской антенны и вел многие другие интересные работы. Ра-ботая в Доме радио, я познакомился со многими «творцами»: со спортивным комментатором Виктором Набутовым — отцом Кирилла Набутова, с дикторами Нелли и Ростиславом Широких, с руководителем концертного оркестра Анатолием Бадхеном. В буфете Дома радио пил портвейн (бутылка на двоих) с народным артистом Николаем Симоновым (он записывался в какой-то передаче). За это я был «удостоен» карикатуры в стенгазете с надписью, что-то вроде: «Пьянство на работе не украшает молодого инженера».

Всё это было очень интересно для молодого человека, вступающего в самостоятельную жизнь, но не вполне серьёзно. Поэтому при первой же возможности я перешёл в НИИ телевидения, чтобы заняться настоящей работой, о которой я когда-то мечтал.

Большая комната на втором этаже дома на набережной Фонтанки. Из окна открывается прекрасный вид на Летний сад, раскинувшийся на другом берегу реки. Сквозь деревья можно рассмотреть жёлто-белый домик — Летний дворец Петра. Сбылась моя мечта: 12 июня 1956 года я принят на работу во Всесоюзный научно-исследовательский институт телевидения. Посередине комнаты стоит на штативе телевизионная передающая камера со снятыми боковыми крышками. Из неё торчат жгуты проводов с разъёмами на концах. Рядом — стол с кипой схем и чертежей и несколько стульев.

В доме №6 по набережной Фонтанки, где мне предстояло работать, до революции находилось Императорское училище правоведения — учебное заведение, приравненное по уровню обучения Царскосельскому лицею. Среди его выпускников много выдающихся государственных деятелей, а также деятелей культуры: поэты А.Н.Апухтин, А.М.Жемчужников, критик В.В.Стасов, чемпион мира по шахматам А.А.Алехин, композиторы А.Н.Серов и Пётр Ильич Чайковский. Теперь же здесь размещался отдел №12 ВНИИТ'а, разрабатывающий аппаратуру для телецентров.

В комнату с камерой меня привела Людмила Георгиевна — эффектная энергичная дама средних лет. Я подумал, что она пользуется успехом у мужчин и привыкла командовать ими. Дама была старшим инженером. Меня отдали в её распоряжение. Этому предшествовала беседа с начальником лаборатории №10, Петром Ефимовичем Кодессом. Он расспрашивал меня о том, где я учился и чем занимался на прежней работе. Разговаривая со мной, Кодесс смотрел не на меня, а на собственный стол, и при этом как-то странно улыбался. Это несколько смущало меня, но позднее я убедился, что он разговаривает так со всеми.

Людмила Георгиевна сказала: «Вот камера, займитесь ею. Надо привести её в рабочее состояние. Если что-нибудь понадобится, позвоните мне». Назвав номер телефона, она вышла из комнаты. Я остался один на один с камерой, которую до этого никогда не видел. Должен признаться, что меня несколько покоробила такая форма обращения с новым сотрудником. Но делать нечего — «взялся за гуж, не говори, что не дюж». Чтобы разобраться в устройстве камеры, я принялся изучать техническую документацию.

Моё одиночество вскоре было нарушено. Раскрылась дверь, и в комнату вошёл человек с папкой, набитой бумагами. Это был крепкий мужчина средних лет, с красным лицом и седыми волосами ёжиком. «Новый инженер?» — спросил вошедший. Получив утвердительный ответ, он представился бывшим начальником отдела, отстранённым от должности, и, придвинувшись ко мне вплотную, заговорил вполголоса: «Я должен вас, как нового человека, ввести в курс дела. Тут полное засилье евреев. Когда я был начальником отдела, я их всех вывел на чистую воду, но меня сняли. Вот тут у меня в папке все материалы, вся переписка по этим делам с вышестоящими инстанциями». Он доставал бумажку за бумажкой и всё говорил, говорил…

Не зная, как от него избавиться, я молчал и пытался продолжать заниматься своим делом, но в то же время, чтобы не обидеть человека, делал вид, что внимательно слушаю собеседника. Наконец он ушёл, пообещав познакомить меня завтра с новыми материалами. Потом пришёл тощий пожилой человек — тоже из «бывших». С печальной улыбкой он начал рассказывать мне о творящихся в отделе безобразиях. Боже мой, как они мне надоели!