Егор Парфенов - Мой Совет

Конечно, я пришел, чтобы «и себя показать, и других посмотреть». Подошел к кабинету с подругой, которая все это время представляла наш класс. Мы аккуратненько, не показывая всех козырей сразу, ждали в сторонке. Дверь открылась, и вышла низенькая розовощекая девушка с широкой улыбкой. Нынешний председатель. Тогда я даже не знал ее имени. Она упала в объятья к одному, ко второму — их имен я тоже не знал. Милования закончились, и мы ввалились в 3.3 — кабинет замдирки по воспитательной работе, который по субботам становился пристанищем Совета. Он чем-то напоминал переговорку: крупный офисный стол в центре, и хоровод стульев — вокруг. Стулья были хорошими, с кожной обивкой в цвет слоновой кости. Мебель клерков, но какая!

Главное — сразу себя поставить. Поэтому, я, нагло распихивая людей, занял место на том роскошном стуле, у окна. Мне было видно все: кресло замдирки, стоящее в изголовье, пространство для председателя по правую руку, два ряда зевак, пришедших на заседание…

Председательша объявила начало. Первое — перекличка. После — оценивание дежурства. Я с умным видом достал записную книжку. Уже необычно. Еще удивительнее стало, когда я начал в ней что-то писать, слушая замечания и оценки. В принципе, чаще я слышал десятки. Но тут очередь дошла до 9 «Б». У меня ужасная слуховая память: имена и музыка — сразу вылетают из головы. Я визуал. Отсюда и память на лица. Лицо мальчика, представляющего этот класс, мне показалось смутно знакомым. И я его вспомнил!

Около года назад меня попросили подменить учителя химии. Первая пара была в 8 «Б». В принципе, я люблю физ-мат классы: у этих ребят много энергии. С ними непросто, но если у тебя получается их завлечь, то начинается плотная работа. Так, объяснив дистилляцию через самогоноварение, я это сделал. Единственная заноза — понторез, сидящий на задней парте. Пытаясь его заткнуть, я ставил двойки. Вызывал — позорил — ставил оценку. Потом пару минут он молчал. К концу занятия этот мамкин хулиган накопил двоек шесть или семь. Конечно, я объявил «амнистию». Помню, что потом он даже поблагодарил меня за урок. Хочешь сделать человека счастливым — отними, а потом верни.

Так вот, пролетел год. Этот паренек нашел себя в общественной деятельности. И в тот день сидел с серьезной миной, оценивая мою работу. Работу моего класса. Вердикт — «7». Тут уж невозможно было молчать! Я перебил этот парад глупости и начал попунктно отражать все претензии, называя наши достижения: благодарность работников столовой, дежурством в которой раньше никто не занимался; благодарность директора и завуча за быстрое дежурство в гардеробе (наш состав одевал лицей за 4 минуты, когда остальные классы — за 7—10); железная дисциплина: все в галстуках, никаких опозданий и телефонов на постах…

Повторюсь, мы получили лучшую оценку. Выходя после заседания, меня остановил этот физ-матчик:

— Ты что, писал речь?!

— Экспромт.

За весь год пребывания в этой кастрированной структуре, он в первый раз услышал связную речь. Услышал эмоцию и принял участие в дискуссии. То, что Совет — место для дискуссий — для него казалось просто удивительным. Видимо, как и для других.

Вот уже 15:30. К этому времени заседания обычно заканчивались. Но тут председательша решила взять слово. Я насторожился. Она сказала примерно следующее: все течет, все меняется, пора и нам меняться. Я предлагаю составить новое положение о Совете.

Трудно описать мои эмоции в эту секунду. Какой-то «секс на пляже» из ревности, тревоги и запаха возможностей. С одной стороны, она опередила меня и накрыла медным тазом все мечты о «Революции». С другой — приоткрыла другую дверь. Дверь к прогрессу через Эволюцию. Через компромисс, договор и сотрудничество. На самом деле, я ей благодарен. Она лишила меня мучительного выбора, показав путь.

«Всех, кто хочет присоединиться к нашей группе для написания положения — милости просим!» — сказала она в окончании заседания. Дважды меня приглашать не надо было.

В любом деле важна оперативность. А уж тем более в вопросах власти. Если бы «штурм» Зимнего растянулся даже на неделю, никто бы сегодня не знал, кто такой Ленин.

Мне подвернулась замечательная возможность нежно изменить все. Заложить новую правовую основу, пусть и вместе с другими. Да, «геройства» в компромиссе меньше, но выхлопа больше. Пока группа не сформирована, нужно успеть набрать вес. В субботу был Совет, а в понедельник я уже принес свой вариант положения. Зачем? Ну, понятно, что фраза «всех ждем» — абсолютная формальность. Нужно было ярко и метко заявить о том, что у меня тоже есть виденье. Конечно, мое положение было невозможным. Ну просто чересчур. В нем я гиперболизировал свои идеи, сразу обозначив вектор. Всегда, когда хочешь получить сто рублей, просить нужно тысячу. Я поступил так же. Буквально на следующий день я, через знакомую, договорился о встрече. Ей она не могла отказать. Встретившись, я показал проект. Она позвала в группу, а я согласился.

Наверняка, решения в этой группировке будут приниматься демократическим образом. Разве что, с решающим словом председательши. Поэтому нужно ввести туда моих людей. Благодаря этому и я буду чувствовать себя раскрепощённее, и лишний голос за мои предложения не помешает. Пригласил ту, с кем и сидел на этом судьбоносном заседании.

У меня много друзей и подруг, но такая — одна. Самое меткое слово в ее адрес — «удобная». Ходячая травма материнской многодетности. Совершенно не глупая, но альтруистка. Она сама загнала себя в состояние жертвы. Эту модель поведения уже не изменить: жертва, ищущая доминанта. Нашла меня, а я ее. Мне с ней было очень легко, как и любому эгоцентрику. Такой человек поддерживает и слушает, слушает и поддерживает. А на том этапе это все, что мне нужно было.

Как я позже узнал, в эту группу входило пятеро, включая меня с подругой. Один — кудрявый пацифист, другая — большеглазая отстранённость. И председательша — во главе. Если описывать ее, то это явная экранизация «доктора Джекила и мистера Хайда». Супер-дупер friendly фасад, прячущий зверя. Не дай бог увидеть его появление в стрессовой ситуации. В этом смысле она — крепко отстоянный борщ: вся малоприятная гуща скрывается на дне, а в кастрюле плавает лишь вода с румяными пузырями масла. Для всех нас — любителей бульона — это только к лучшему. Пьешь с поверхности и не углубляешься! Но стоит эту кастрюльку встряхнуть, и рыхлое мясцо лезет наружу. Причем, в ее случае — далеко не говядина.

Я ее уважал, она была хваткой и принципиальной. Хотя почему «была»?

Элитный, свежий дом. Я стою на улице, пришел раньше всех. Решили писать на квартире у большеглазой, хотя других вариантов никто и не предлагал. На другой стороне улицы увидел идущую подругу, через шесть минут — кудрявого на велосипеде. Даже не удивился. Крути педали, как говорится…