Эльвира Филипович - Я, мой муж и наши два отечества

В революции 1905 года помимо Миши принимали активное участие Вера, Гриша и Коля. Когда народ собрался на бывшей плацпарадной площади, Вера и Гриша были там. Черносотенцы готовили нападение на собравшихся.

Полицейский нашего квартала (околоточный) Кофтунов предупредил об этом маму, а затем разыскал на площади Веру и, дергая ее за рукав, негромко уговаривал: «Барышня, Вас мама кличут! Маме плохо!»

Маме тогда удалось увезти Веру на Полотняный завод.

У нас в этот день в доме внизу собрались рабочие вокруг Коли, совещаясь о чем-то. Тетя Маша, бывшая монашенка, подумала, что собравшиеся будут Колю убивать… В открытую форточку она стала кричать: «Не смейте его трогать! Отпустите его, а то я сама сейчас вас всех расстреляю!» Илюша, бывший во дворе, успокоил тетю и увел ее, потому что она все-таки выскочила во двор.

Громилы не тронули нашего дома, зато гнались за Гришей. Гриша бежал от них через наш сад, перескочил через забор во дворе Вашкова, оттуда, перебежав улицу, попал во двор Казанской церкви. Там он скрылся в доме священника, который был дядей революционера Бриллиантова. Фамилии его не помню, а звали — отец Николай. Он спрятал Гришу у себя в доме, а черносотенцы не допускали и мысли, что священнослужитель скрывает бунтовщика.

Младший брат папы Илья Иванович Доброхотов жил в Москве на Воздвиженке. Он служил в казначействе. Жили с ним две племянницы (сироты) и племянник. Одна из племянниц, Наталья, была дочерью старшего брата папы Михаила Ивановича, который умер. Михаил Иванович был председателем совета присяжных поверенных в Москве. Другая племянница — Анна Евлампиевна Добрицкая и ее брат Николай были детьми покойной папиной сестры Александры Ивановны.

Дядя, дослужившись до пенсии, ушел в отставку и переехал на Остоженку в 3-й Зачатьевский переулок, но прожил там не долго. Он умер от удара в 1900 году. Мне тогда было 13 лет.

Моя двоюродная сестра Наталья Михайловна была умной и начитанной. С годами стала весьма религиозной. По матери своей она была двоюродной сестрой поэтессы Зинаиды Гиппиус, жены Мережковского. Видимо, он оказывал на нее влияние.

Мария Филипович (Бабуня), моя прапрабабушка, очень уважала своего мужа Владимира Мариана и даже гордилась им, но так и не смогла его полюбить по-настоящему: в момент бракосочетания была очень юна (всего пятнадцать лет), романтична и совершенно не подготовлена к реалиям первой брачной ночи. В шестнадцать лет она уже стала матерью. Для сыновей (их было двое) в доме держали кормилицу, няню, а когда ребята подросли — учителей-гувернеров. Молодой, красивый и талантливый (писал, по словам Бабуни, неплохие стихи, которые публиковали) учитель словесности и гувернер временами «впадал в меланхолию». Он со всем пылом молодости влюбился в роскошную красавицу — маму своих учеников. И казалось ему, что и его возлюбленная питает к нему ответные чувства. А Бабуня просто была добра к нему, как и ко всей прислуге в их большом доме. Когда он, дрожа от страсти, признался ей в любви и стал уговаривать ее оставить старого мужа и жить с ним, Бабуня ему резко и категорически отказала. Бедняга где-то достал пистолет и пробовал застрелиться.

Остался жив, но был тяжело ранен… Бабуня его выходила… И тогда со стороны мужа начались упреки и сцены ревности. Закончилось разводом. Бабуня вместе с младшим сыном и с поэтом переселилась в Москву. Там она, однако, от поэта вскоре ушла.

Познакомилась с интересным и очень деятельным человеком, своим почти ровесником, ученым коневодом и ветврачом царской конюшни и Московского ипподрома Александром Сперанским, ставшим вскоре ее любимым супругом. Брак был счастливым. Бабуня прожила с ним более тридцати лет, до самой своей кончины. Умерла от воспаления легких в возрасте 60-ти лет.

Моя прабабушка Петровская была большой души человек. В 1861 году, когда дали волю крестьянам, она добровольно отдала всю землю безвозмездно. Оставила себе только дом и при доме сад. Отпустила всех дворовых. С нею осталась по доброй воле только няня. В дальнейшем прабабушка сохранила дружеские отношения с крестьянами и временами они так же безвозмездно, когда она нуждалась, помогали ей материально.

Няня, бывшая крепостная, выходившая саму Надежду Николаевну, помогла выходить всех ее десятерых детей, была членом семьи и дожила до глубокой старости как друг семьи. Она могла и нашлепать ребят, и распорядиться по хозяйству. Выучила старших девочек прясть, вязать, шить, стряпать и заниматься домоводством… Надежда Николаевна вышла за Доброхотова, когда ей было восемнадцать лет. …Он мог жениться, когда дослужился до личного дворянства. Супруги Доброхотовы сначала не имели своего дома и снимали мансарду рядом с теперешним инкубатором в Калуге. Здесь и родился первый сын, Михаил Доброхотов. Семья росла, жить на жалованье чиновника в Калуге было трудно. Семья переселилась в Поневеж. Там Петр Иванович работал мировым судьей, жена воспитывала детей. Была тяжба между богатым польским графом и жителями городка Поневежа. Граф хотел оттягать у города большой выгон и луг. Он обещал немалое вознаграждение, если судья решит дело в его пользу. Петр Иванович отказался от взятки и вынес справедливое решение в пользу городских жителей. Он проработал в Поневеже несколько лет. Население там было смешанное. Его любили поляки, украинцы, евреи. Люди уговаривали его остаться. Уехал он по совету врача, так как влажный климат вредил здоровью. Начался туберкулез. Он вернулся в Калугу, где к тому времени его старший брат Иван Иванович Доброхотов, холостяк, вместе с Петром Ивановичем приобрели дом на Верхне Казанской улице, теперь Красная гора, 10.

Петр Иванович Доброхотов скончался от туберкулеза, когда самой младшей дочери, Нате, было два года. Надежда Николаевна осталась вдовой с десятью детьми, с сестрой монашенкой и няней, получая пенсию в 60 рублей. Когда умер Петр Иванович, его брат отказался от своей доли дома в пользу семьи умершего брата, а старшему сыну брата, Михаилу, помогал материально, давая возможность продолжать учебу в университете.

Как-то зимним вечером братья Доброхотовы отправились на каток. Михаил вернулся последним, когда все дома уже спали. Он прошел на кухню и спросил у няни, что можно поесть. Няня болела, не стала слезать с печи, а ответила, что на загнетке стоит гречневая каша с салом. Он взял горшок с кашей, ложку и стал уписывать. Через некоторое время спросил: «Нянь, эта каша с грибами, что ли?» — «Какие грибы? Каша с салом!»