Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

Обычно больные стараются не вспоминать о перенесенном туберкулезе, не хотят, чтобы об этом знали сослуживцы и знакомые. Это забвение нередко распространяется и на врачей, их лечивших. Так сказать, ненужное воспоминание. Но бывает, через много лет к тебе на улице бросается какой-то человек, и глаза его сияют благодарностью. Бывший больной! Я не всех помню по именам, больше по рентгенограммам, но для того, чтобы как можно больше заболевших стало «бывшими», стоило жить!»

Стоило, Танечка, еще как стоило. Вся твоя жизнь — как драгоценный бриллиант: сверкает и переливается всеми цветами радуги. И низкий тебе поклон за то, что ты делала тогда и делаешь сейчас. Желаю тебе завершить свой нелегкий труд, а то, что тебя поминают добром десятки людей, — это безмерное счастье!

Улугбек фактически был моим соседом. Жил он совсем недалеко — сначала на Обсерваторской, потом ближе к Финкельштейна. Как-то один мой знакомый выложил снимок. Какой-то праздник у доктора Шаматова. На снимке есть и смешной малыш Улугбек. Я уговорила его написать об отце. Собственно, он писал о своей семье, но про его маму я расскажу в другом очерке. О мамах. А эти воспоминания — о горячо любимом отце.

«2 сентября 1915 года в селе Пскент, что недалеко от Ташкента (около 50 км), в семье кузнеца Мирахмеда родился второй сын. Ему дали имя Насретдин. Хотя мой дед и был кузнецом (уважаемая и почетная профессия), семья жила очень бедно. Как рассказывал папа, где-то с 5—6 лет его отправляли пасти скот. При этом на целый день ему давали одну лепешку и пригоршню изюма зимой и весной, и только осенью вместо изюма давали кисточку винограда. Этим он и довольствовался. Еды в доме никогда не хватало. После установления советской власти деда как грамотного пролетария выбрали в сельсовет. К тому времени семья продолжала расти. Всего у моего отца было пятеро братьев и одна сестра. Один из братьев — Асомиддин, родившийся сразу после моего отца, — погиб во время Великой Отечественной войны. Он был стрелком-радистом на бомбардировщике.

В связи с установкой властей на подготовку местных кадров и для набора студентов отца в 1929 году взяли на учебу в рабфак при Среднеазиатском госуниверситете. Проучившись два года на рабфаке, отец был зачислен студентом медицинского факультета САГУ. Окончил его и получил диплом врача в 1936 году. По распределению был направлен на два года в одну из сельских больниц в Ферганской долине.

Об этом периоде его жизни знаю очень немного. При отправке сына на рабфак семье пришлось пойти на большие траты: ему купили картонный чемоданчик, две рубашки и брюки. Пришлось купить и ботинки. При жизни в общежитии в силу тогдашней всеобщей бедности приходилось бояться воровства. Ведь годы 1929—1930 были очень голодными, в стране вымирало Поволжье, Украина. В Ташкент хлынули потоки беженцев из голодающих районов. Чемодан на ночь привязывался веревками снизу к сетке панцирной железной кровати, брюки укладывались под матрас, а в обувь вставляли ножки кровати. Брюки в то время стоили две стипендии студента. Почему я об этом пишу? Потому что случилась беда: отца обокрали. Ночью стащили единственные брюки и обувь. А как без одежды идти на занятия?

Выручил его старинный друг, сосед по комнате Акрам Дадабаев, будущий академик, селекционер хлопка. Он отдал ему свои вторые брюки и помог купить обувь. В отличие от большинства студентов, живших в то время в общежитии, он был из Ташкента. Семья считалась относительно зажиточной.

О периоде жизни в Ферганской долине я знаю лишь по рассказам отца. Он говорил, что приобрел там огромный опыт во всех сферах медицины, поскольку приходилось лечить больных со всеми видами заболеваний. Отец очень тепло отзывался о своем учителе по хирургии профессоре Масумове, ведь ему пришлось делать очень много полостных операций, и этот опыт пригодился ему и на фронте. Проработав два года в Ферганской долине, отец получил перевод в детский туберкулезный санаторий в Ореховой роще, что под Ташкентом. Сейчас это территория города, в районе массива Высоковольтный. Там он повстречал мою маму. Она была школьницей, а бабушка работала в пекарне санатория. В 1939 году они поженились. Отцу было 24 года, а маме 16 лет. Осенью 1939 года отца призвали в армию, сначала в Западный военный округ. Он участвовал в освобождении Западной Украины и Белоруссии, а потом его перебросили в Ленинградский военный округ. В это время, в 1940 году, и родился мой старший брат — Озод, по паспорту Азад. Поздней осенью 1940 года началась Финская война. В один из первых дней наступления на Выборг он попал под минометный обстрел и получил тяжелое ранение обеих ног. Залечив раны, он заехал в Ташкент за семьей и отправился в санаторий под Самаркандом. Там его и застало начало войны с фашистами. Из санатория отца выписали в конце 1941 года, и он отправился на фронт на Украину.

В самом начале он отступал с частями Степного, или Воронежского фронта, к Сталинграду. В Сталинграде он служил в медсанбате в одной из дивизий 62-й армии Чуйкова. Медсанбат размещался в землянках, отрытых на крутом правом берегу Волги. Когда немцы вышли к Волге в нескольких местах, от расположения медсанбата до позиций врага было не больше 200 метров. Иногда врачам и сестрам приходилось помогать войскам отбивать атаки немцев с оружием в руках. Там отец получил свой орден Красной звезды, а впоследствии медаль «За оборону Сталинграда». Возможно, там же ему и вручили первый Орден Отечественной войны. Во время обороны Сталинграда, когда шли самые тяжелые бои, он вступил в партию. Тогда так поступали многие. Потому что искренне верили. После Сталинграда он в составе Тринадцатой армии участвовал в освобождении Киева. Тринадцатая армия входила в состав Первого Украинского фронта. Снова тяжелые бои: были форсирование Вислы — Сандомирский плацдарм. Потом взятие Бреслау, ну и, естественно, Берлинская операция. Хотя Первый Украинский фронт не атаковал Зееловские высоты, но осуществлял охват Берлинской группировки с юга. Война не закончилась для отца 9 мая. 10 мая он вместе с частями танковой армии Рыбалко совершил марш-бросок на Прагу. А из Праги при марше на Остраву их часть попала под минометный обстрел отступавшей в Австрию дивизии СС. Это случилось уже 12 или 13 мая. В грузовик, в котором ехал отец, попала мина. Отец получил тяжелые ранения обеих ног. Его прооперировали в полевом госпитале и хотели отправить на санитарном поезде в Союз, однако его ординарец Миша, прошедший с ним всю войну от Сталинграда, усадил отца в трофейный «Опель Капитан» и повез сам. Сначала в Москву, где отцу сделали еще несколько операций, а потом — в Свердловск, в госпиталь на долечивание. Домой отец вернулся в конце 1946-го или в начале 1947 года. Его привез его верный ординарец Миша, на том самом «Опеле». При расставании отец подарил ему трофейное охотничье ружье «Зауэр», полученное в подарок от одного немецкого генерала, которого он оперировал. С войны он пришел майором запаса с тремя орденами и несколькими медалями, но на костылях. Костыли он смог оставить только через полгода после возвращения. Этот «Опель» был первой папиной машиной, однако прослужил он, видимо, недолго, может год, а может и меньше. По рассказам, он разбил его при поездке в Самарканд.