Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

Увы, некоторые тем временем сидят в классе, тоскуют. Поскольку весна… Акулина, сочувствую!

— Рядом с сорок седьмой школой на углу узенькой улицы Льва Толстого особняк командующего округом. Из окна моего класса виден садик с бассейном, скорее хаузом, розы, солдаты, подметающие дорожки. А сама сорок седьмая состоит из двух зданий: на Пушкинскую выходит старое одноэтажное здание, а чуть глубже во дворе П-образное новое здание — спереди актовый и спортивный залы, мастерские, а позади классы. 12 апреля 1961 года. После уроков занятие литературного кружка и дурной голос в коридоре: «Человек в космосе!» Мы решили, что это шутка. Нам некогда слушать всякие глупости, мы стихи читаем. Кстати, ворота на всей улице были деревянные с калитками.

Отвечает Акулине Людмила:

— По поводу особняка, в котором проживал командующий округом. Насколько я помню, Иван Иванович Федюнинский (именно он был тогда командующим ТуркВО) проживал в своем особняке на Пушкинской как раз напротив бани. Его жена Елена (отчество забыла) ходила туда в парикмахерскую. А я часто приходила туда в каникулы поплавать в бассейне, где из пасти львов бил фонтан прямо в бассейн, а во дворе росли кусты граната.

— Меня с собой не взяли, — жалуюсь я, — а я от сорок четвертой нырнула в кондитерскую (бывшую Эйслера) и купила мой любимый шоколад «Гвардейский». Там на столе стоял кувшин, расписанный тюльпанами… Потом нужно перейти на другую сторону и мимо серого дома, где жил мой друг, в книжный. А на мне зато уже модная юбка-макси — конец шестидесятых, блузка в стиле начала ХХ века с круглой брошью, волосы забраны в узел, французские туфельки… Умереть не встать! И дальше, дальше по тротуару, под завистливыми взглядами проходящих девиц, которые еще в мини… А сидеть на львах уже неприлично, как-никак двадцать пять. Представляете, здоровая девица взгромоздилась на бедного левушку! Вот Бернару Кариеву я не встретила, потому что иду прямиком до Жуковской и дальше до Дархана. Там в большом проектном институте арендует помещение «ВНИИ ВОДГЕО», где я работаю переводчиком и библиотекарем по совместительству, во времена-то были!

Я по обыкновению так спешу, что Лида не выдерживает:

— Татьяна, ты так несешься сквозь время и пространство, что я не успела крикнуть: «Сорок восемь, половинку просим!» Так что свой шоколад ты съела одна в книжном магазине!

Татьяна Вавилова:

— На мне хорошенькие туфельки со срезанным носиком, каблук-пенек. Тогда 168 см казались высоким ростом.

Но тут полностью проявляется мой зловредная натура:

— А нечего было Танюшу мою в компанию брать, а меня коварно оставлять! Я бы поделилась! И я тоже с вами хотела. А ты меня обидела! Да, у меня был рост метр семьдесят пять, так что мой козырь старше. И французские темно-красные туфли со срезанным носиком на высоком квадратном каблуке, лакированные. Кстати, нас две Тани!

— Нет-нет! — воскликнула Лида. — Гуляем мы все вместе! И Татьяны, и Акулина. 175 см? Замечательно! Когда-то я комплексовала из-за своего роста. Казалась себе слишком высокой и носила пеньки, а не шпильки. Рядом с тобой, Татьяна, чувствую себя просто дюймовочкой. (Ведь я еще не знаю, что вот-вот грянет АКСЕЛЕРАЦИЯ. И придется уворачиваться от стад двухметровых бизонов с детскими лицами.) Мы гуляем, как положено в южном городе, свободно и раскованно. Не солдаты же мы, чтобы строем ходить. Ну вот, опять Т. П. пропала! Таняяяяяяяяяя! Где ты?

— Тута я, тута! Мы рабоооооотаим. Заходим примерно раз в час, когда осточертевает строить глазки «в угол, на нос, на предмет», то бишь книга-клавиатура-экран. Лидочка-Лида, хорошая девочка, это в тебе комплексы. Изживать надо было. Я сначала тоже шибко комплексовала из-за своего роста — самая высокая девочка в классе и выше многих мальчиков, эх и поедом же меня ели… А потом постриглась и резко похорошела. И все. Каблуки — 10 см, походка гордая (научила соседка, бывшая балерина, от бедра), нос кверху. Знай наших! И плевать мне — выше-ниже. Я еще и постоянным спутником обзавелась, почти двухметровым, и черт мне был не брат! Мы по-прежнему молоды, высоки, красивы, главное — жажда жизни. Главное — когда в душе ты молода, и жадно хлебаешь эту самую жизнь огромными глотками! Все остальное — химеры. Продолжаем гулять?! Как насчет книжного, опять же? Ой, чего там только не бывало, слава издательству Гафура Гуляма! Какой только дефицит оно ни издавало! Тоннами перла книжки в Москву!

— А где тогда книжный магазин? — это уже Акулина.

Далее следует выступление окончательно «перевербованной» Тани, которую одолела ностальгия по тогдашним временам:

— Ага! Каблук-пенек и срезанный носик, значит, мы в начале 1960-х. Я стараюсь подстроиться, угадав эпоху, потому что надо же знать, в какие годы мы из машины времени вышли на Пушкинскую. А по росту все мы, я вижу, выделяемся среди прохожих и в идеалы времени не вписываемся. 12 апреля 1961 года я тоже занималась литературой, но не в кружке: выпускной 10 «А» в сорок стертьей школе писал сочинение. Известие о полете Гагарина подняло всю школу на ноги, и сочинение мы побросали. У меня восторг был неописуемый, я страстно хотела тоже в космос и готова была стать хоть собачкой Лайкой, но не годилась даже на эту скромную роль. У соседки по махалле, где я жила, в этот день родился сын, и счастливый отец нарек его Гагариным. Но это так, отступление. Мы, значит, около сорок седьмой и видим дом и типичные ташкентские ворота с калиткой. Можем войти, заглянуть, например, к маминой приятельнице тете Ларисе. За воротами двор, тоже типичный. В апреле набирают цвет кусты сирени и бульденежи, скоро и ирисы зацветут. В середине двора — пара деревьев и бельевая веревка, увешанная простынями. Рядом на маленькой табуреточке сидит пожилая дама в папильотках из чертежной кальки, караулит белье. Двор ограничивает строение, в котором не узнать первоначального дома. Каждая комната — ЖАКТовская квартира с примазанной кухней и крыльцом. Если нет тети Ларисы, чай нам заварит ее мама. В вазочку на длинной ножке она положит варенье из маленьких белых ферганских персиков, которые носили с Алайского большими ведрами, или из вишни без косточек, вынутых дамской шпилькой. Но я не могу долго задерживаться в гостях и даже не продолжу прогулку по улице вместе с вами, мне пора зубрить химию. Это Танечке еще только на следующее лето поступать, а мне скоро держать экзамены в медицинский. И уже на современном языке я говорю вам: «Пока, пока».

— Точно, и даже не на следующее лето, а через лето, потому что одиннадцатилетка. На Льва Толстого жила моя портниха Анна Ивановна. Она и ее муж очень напоминали старосветских помещиков: уютный домик, прекрасный сад. За одним печальным исключением: у них два сына погибли на войне. Прекрасные и добрейшие были люди! Рядом с ними был дом проректора Транспортного института, а напротив — отобранный у Хамракула Турсункулова и отданный под детсад дом. Турсункулов — бывший председатель колхоза-миллионера. Улочка в самом деле была узенькой и короткой. На нее можно было попасть с Пушкинской.