Павел Паныч - Оставь надежду всяк сюда входящий

Опять же, я не буду очередной раз акцентировать внимание на еще одном судебно-прокурорско-милицейском беспределе, потому что будет утрачена главная смысловая линия, которая касается Алексеевской ИК № 25.

В Лукьяновском СИЗО мне довелось еще столкнуться с некоторыми событиями, игнорировать которые я просто не смог. Находясь в очередной камере, я познакомился с осужденным, у которого беременная жена тоже сидела в этом же СИЗО, — при необычных обстоятельствах. Я увидел, как он ходит по камере и собирает сладости в кулечек. Ну, если бы он для себя собирал, то ел бы. Напрашивается вопрос: для кого же он их собирал? Спустя считанные минуты я уже разговаривал с этим осужденным.

— Да жена сидит у меня здесь беременная, вот и собираю разные сладости.

— Я не пойму, а что там за условия содержания такие, мне просто интересно.

— Да какие там условия, практически точно такие, как и у нас. Там одна родила, температура в камере сейчас при этих холодах плюс двенадцать градусов. Здесь администрация дала на ребенка две простыни, ну, и дают одну банку сгущенки раз за три дня. А так, в основном, кто с дому что привезет из родных, то и имеют, но это если есть что привезти. Но, в основном, там привезти некому, вот и сидят они практически на той же баланде, на которой и мы сидим.

Я сначала не поверил, но когда лично услышал от женщин, то уже здесь я оставаться в стороне просто не мог. Конечно, идти к администрации и начинать кричать о несоответствующих нормах условий содержания — это глупость. Повлиять в статусе заключенного на руководство СИЗО просто невозможно. И я решил своими силами собрать у знакомых хоть какую-то продуктовую помощь, это намного эффективней, нежели рассчитывать на помощь Департамента Украины по исполнению наказания. Но сначала нужно было разговаривать с администрацией, чтобы гуманитарная помощь была пропущена в СИЗО и попала по назначению. Я решил идти к представителям администрации разговаривать, но для этого мне нужно было переступить через себя, потому что в моем представлении администрация была далеко не из приятных. Это эхо осталось из-за водворений меня в карцер.

Но я считаю, что мои личные неприязненные отношения нужно отставить в сторону, от этого никто не выиграет. Открылась дверь передо мной первого заместителя начальника СИЗО.

— Гражданин майор, я решил прийти к вам с просьбой принять мою гуманитарную помощь в виде продуктов питания и вещей первой необходимости для беременных женщин и новорожденных детей, находящихся здесь, в СИЗО. Я узнал, что они едят, что у них есть для младенцев, и в отличие от вас с этим согласиться не могу.

— А что там не так? — с удивленным лицом спросил он.

— Я не пойму, кто из нас несет ответственность за содержание в СИЗО заключенных! Я вам говорю о том, что я хорошо знаю, а вы знаете точно!

— Ну, например? — с еще притупленным лицом спросил он.

Ну, я, конечно, понимаю, что наглость у них бесконечная, он будет сидеть и на все мои слова корчить рожу. И я решил все-таки немножечко уточнить.

— Вы считаете, что держать беременных женщин в камере на шесть человек с двойными нарами при температуре +12° нормально? А банка сгущенки родившей женщине — одна на три дня, и две простыни новорожденному ребенку — это нормально?

— Так пускай сюда не попадают и рожают на свободе, — уже заученно ответил он. — А здесь они заключены СИЗО за содеянное преступление, соответственно, и условия содержания такие, как положено преступнику.

Наверное, многие из вас сейчас про себя произнесли: а дети здесь причем? Но нужно немного глубже посмотреть, ему же кто-то дал эту должность первого зам. начальника СИЗО? И назначил его же единомышленник, точно такой же, как он сам! У нас же не поощряют тех, кто дал, а в основном поощряют тех, кто умеет ничего не давать заключенным, и это умело скрыть.

— Я, гражданин майор, не пришел к вам выяснять, а пришел относительно гуманитарной помощи, потому что от нашего недопонимания друг друга положение у женщин не изменится. Вы видите жизнь по-своему, а я — по-своему, но на данный момент я прошу вас учитывать, что не прошу вас, чтобы вы что-то им давали, а наоборот, прошу вас пропустить в СИЗО то, что люди дадут.

Чудом, но как-то получилось убедить его принять гуманитарную помощь, но как потом все выяснилось, это был очередной обман. Не ищите святое там, где его нет.

Я обратился к своим друзьям, знакомым касательно беременных женщин, детей, и как ни странно, но обычные люди, которые о местах лишения свободы практически ничего не знали, все с таким пониманием отнеслись, что я был просто удивлен и поражен! Собрали деньги, купили целую машину «Газель» продуктов, вещей детских, при этом в самые короткие сроки. Буквально через неделю уже машина заехала в Лукья-новское СИЗО и разгрузилась. «Ну, теперь хоть что-то будет у них», — думал я. Уже овощи, фрукты и что-то приготовить можно, а разнообразие в их случае просто необходимо.

Но мне удалось узнать потом, что оказывается, ни маленькие дети, ни беременные женщины ничего этого не получили. Оказалось, что всю гуманитарную помощь занесли в столовую, где питались работники СИЗО и им же ее продали. Вы можете представить мое состояние? Я не мог просто не то, что простить это, я не мог даже разговаривать с теми людьми, которые с такой любовью собрали все это. Каким же это нужно быть негодяем, чтобы украсть у детей?! И этот негодяй еще и представитель власти?!

Конечно, я пошел выяснять, где все это делось, но в ответ мне отвечали, что все, что вы передавали, дошло по назначению. Другими словами, дискуссия была ни о чем, меня не отведут в камеру к женщинам, для того, чтобы я в их присутствии спросил, что им дали, а что забрали. Да еще и не факт, что сами женщины что-то скажут, потому что они — люди подневольные, а значит, могут возникнуть проблемы в виде обысков.

Я, конечно, начал обращаться в прокуратуру, к Уполномоченному по правам человека. Но искать виноватого среди виновных — это глупо, как всегда ответ прокуратуры лишь один: нарушений не установлено.

Естественно, все это вызвало очередное недовольство у администрации СИЗО, и я получил очередную плату. Раздался стук в дверь, прозвучала моя фамилия «без вещей на выход», и через час я уже находился в карцере, не помню, за что.

Так я просидел три карцера подряд, как всегда с перерывом в сутки между ними. К сожалению, в карцере не так много разнообразия, о котором можно рассказать. Все разнообразие, которое может там быть, лишь зависит от тебя самого. Например, в следственных изоляторах разрешено заключенным, находящимся в карцерах, иметь при себе ручку и бумагу. Может, для кого-то это ничего не значит, но для кого-то — очень многое. Лично я писал стихи, правда, как правило, единственным слушателем моих стихов была тишина. Я научился их читать ей, самому слушать себя и одновременно переосмысливать, что написано. И практически каждое такое чтение заканчивалось их уничтожением. Я не считал никогда себя поэтом и всегда стихи писал лишь для самого себя. Но все же я сохранил некоторые из многих сотен, правда, до сих пор не могу понять, почему они сохранились.