Ольга Суркова - Тарковский и я. Дневник пионерки

В соответствии с этим просим Вас возвратить в кассу издательства полученный Вами аванс в сумме 525 руб. в течение двух недель( выделено мною — О. С. ).

С уважением

Это те самые деньги, отданные мною Тарковскому, о которых сам Тарковский вовсе забыл, а мне удалось не возвращать их, так как издательство рассыпало в наборе мою книжку о шведском кино, не расплатившись со мной.

И тогда я побрела к адвокату. Он посоветовал непременно написать письмо Тарковскому. Именно это письмо я цитировала в начале повествования. А я представила адвокату договоры, подписанные нами в Англии и Голландии, но… не сумела отыскать в своей коробке договора на книжку с издательством «Искусство», откуда оба экземпляра, видно, исчезли после визига к нам Ларисы Павловны…

Дело мое тем не менее начинало помаленьку развиваться, когда в газетах появилось сообщение о болезни Тарковского и, как я писала выше, моя жажда правды и справедливости отступила перед этим трагическим для меня сообщением…

Позже до меня доходили, конечно, разного рода слухи о его состоянии, но известие о смерти настигло в Москве.

Первое настораживающее известие об угрожающем состоянии Тарковского я получила в театре Ленинского Комсомола, где на этот раз я смотрела «Гамлета» Панфилова с Чуриковой, которая играла уже не Офелию, а Гертруду, Гамлета — Янковский, а не Солоницын, как было у Андрея. После спектакля в кабинете у Захарова Элем Климов, бывший тогда первым секретарем Союза кинематографистов, грустно сказал, что ему звонили из Парижа и сказали, что Тарковский совсем плох. А еще через день в другом театре ко мне подошел в антракте известный тогда журналист Гриша Цит-риняк и сказал, что Тарковский умер.

Не стану описывать свои эмоции, как бы то ни было живые до сих пор… Наверное, будут живы, пока я жива…

Расскажу лучше о слухах, не менее поразивших меня. Я слышала в Москве, что умер Тарковский один, никого из близких рядом не было, что на похороны выехали родственники. В частности, сестра Андрея Марина со своим мужем, сын Андрея от первого брака Арсений, и Ляля со своим мужем, которых Андрей не хотел видеть при жизни. Рассказали, что муж Ляли был отправлен Ларисой в Москву то ли сразу после похорон, то ли еще до. Ляля осталась в Париже.

А захоронили Андрея на Сен-Женевьев-де-Буа по дешевке, в могилу к какому-то полковнику Григорьеву. Это Андрея! Денег даже на его могилу в семье не нашлось! Зато Лариса зачитала на поминках завещание Андрея, где только она одна определялась покойным единственной полной наследницей всего им созданного и нажитого. Более всего поражало при этом, что первый сын Арсений был вовсе не упомянут в завещании. Трудно представить… И я в это завещание предпочитаю не верить вовсе… Хотела бы я посмотреть на него однажды, зная, с какой легкостью, подделывала Лариса подпись Тарковского… И вообще, зная ее нравы…

Позднее поразили в фильме о Тарковском Эббо Деманта «В поисках утраченного времени» интервью с Ларисой и Андреем Малым, которые они давали почти сразу после его смерти. Не было в этих интервью ни одного живого, горестного слова. Вдова после недавней смерти мужа предстала «для истории» хорошо напомаженной и в декольте. А любимый сын, развалившись, спокойно рассказывал о том, что, когда отца отвозили в больницу, он не поехал с ним, так как полагал, что это всего лишь следующее лечение… Не до папы было, больного смертельно… Простого горя не было в этих людях, такого естественного, скажем в сестре Марине, не видевшей своего брата столько лет…

А тогда, в Москве несколько дней спустя после кончины Тарковского произошло еще одно странное событие. В это время мой муж был в Америке и готовил свою первую выставку, на которую мы возлагали много надежд. И я попросила мою близкую тогда знакомую, известную актрису, увлекавшуюся парапсихологией, связать меня с ясновидящим. Я хотела узнать, что ожидает моего мужа. Пришел молодой человек и попросил меня сосредоточиться на интересующем меня вопросе, спросив через несколько минут: «Я не понимаю, вы думаете о живом или о мертвом?» «О живом», — в некотором изумлении и страхе отвечала я. «Не знаю. Я вижу рядом с вами мертвого. Оставьте его. Он так исстрадался. Его душа плачет. Пойдите в церковь и поставьте ему свечку», которую я, конечно, поставила…

Начиная с похорон, завязалась новая цепь посмертных событий вокруг Тарковского.

Иоселиани писал:

Это может показаться странным, но у нас в стране существует критерий, очень важный для художников, — порядочность. Именно поэтому получили в прошлом или настоящем известность такие порядочные люди, как Ахматова, Мандельштам, Булгаков, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Владимир Высоцкий. Андрей Тарковский принадлежал к этой категории. Уловки, компромиссы были не для него.

Он был потомком старинной дагестанской семьи, происходившей из аула Тарки. Этот аул был одним из последних форпостов сопротивления Дагестана русскому царизму. Фамилия Тарковского происходит от названия аула.

В Андрее Тарковском не было ничего русского или польского, но по своему мироощущению, по духу, по привычкам он был русским старого закала.

Но вдова Тарковского, видимо, сумевшая совладать с охватившим ее горем, тут же, не сносив башмаков, уточняла детали и ошибки в заметке Отара. Ну как не вспомнить Андрея, повторявшего неоднократно: «Лариса? Лариса — настоящая Гертруда!»

…первая неточность Иоселиани касается «аула Тарки» ( правда, может быть, тут ошибки двойного перевода ). «Тарковским владением», как в этом легко убедиться, посмотрев в словарь Брокгауза и Ефрона ( куда сама Лариса Павловна, как вы догадываетесь, так часто заглядывала — О. С. ), называлась область, распространявшаяся практически на всю территорию Дагестана, существовавшая с древних времен ( по крайней мере с VIII века ) и только с 1867 г. переименованная в Темир-Хан-Шу-ринский округ. Последний князь Тарковского владения Шамсудин и был родоначальником рода Тарковских. Второе возражение более существенно. Говоря о порядочности как важном критерии художника в России, Иоселиани одним духом перечисляет Ахматову, Мандельштама, Булгакова и — Булата Окуджаву, Беллу Ахмадулину, Владимира Высоцкого. Думаю, что Андрей, будь он жив, был бы неприятно удивлен таким резко неравноценным сопоставлением и тем, что он, с его собственной абсолютно бескомпромиссной порядочностью, поставлен в один ряд с тремя своими современниками, порядочность которых не превышает обычных, не максимальных требований к себе советского интеллигента.

С глубоким уважением

Хотелось бы узнать, к кому обращено «глубокое уважение» Ларисы… Но это снова лишь риторический вопрос… А горькая реальность снова демонстрировала, что от великого до смешного, увы, только один шаг. Похороны преждевременно почившего великого русского художника, которому почему-то Отаром вдруг было отказано в капле русской крови, превратились в какую-то суетную чехарду… И такая чушь вокруг него витала, что хотелось задаться от его имени еще одним риторическим вопросом, невесело улыбнувшись: «Ну-ка встану, погляжу, хорошо ли я лежу?»… И в том ли ряду, который мне предназначен, и в той ли усыпальнице… Ан, не в той…