Иэн Бостридж - «Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости

В вихревом порыве песни легко не обратить внимания на слово Graus (ужас). В более поздней, весьма известной шубертовской песне «Двойник» ( Der Doppelgänger ) на столь же знаменитый текст Генриха Гейне музыка откликается на словесное представление об ужасе пугающим резким звуком. На словах: Mir graust es, wenn ich sein Antlitz sehe/Der Mond zeigt mir meine eig’ne Gestalt (буквально: «Меня ужасает, когда я вижу его лицо,/И луна показывает мои собственные черты»), музыка, достигая слова Gestalt , вся пропитывается ощущением страха – и голосовая партия, и фортепьянная. А в «Обмане» слово «ужас» сглажено безумным упоением пляски, но одновременно и дополнено им. Воспоминания скитальца об удовольствиях, общих с другими людьми, особенно о вальсе, и публичном и в то же время интимном (поскольку тела партнеров соприкасаются), подчеркивают его пугающую изоляцию, невозможность обрести прибежище там, где его способен обрести путник Гайдна. Это естественным образом подводит нас к первому вопросу, который звучит в начале следующей песни: «Почему я избегаю путей, которыми идут другие?». Но прежде чем продолжить странствие, после окружения вальса, остановимся и переведем дыхание.

Эмануэль Лойтце. «Последний из могикан», около 1850 года. Впечатление немецкого художника от романа Джеймса Фенимора Купера, отмеченное влиянием Каспара Давида Фридриха. Американский музей западного искусства, Денвер, Колорадо

Как и в первой песне – «Спокойно спи», в «Путевом столбе» темп обозначен gehender Bewegung (прогулочным шагом), что соответствует ровному ходу повторяющихся рубленых нот – staccato – на протяжении большей части песни. Церковное звучание, родственное тому ироническому, что мы слышали в песне «В деревне», перед тем, как голос умолкнет, придаёт музыке некоторое ощущение архаики. Но теперь это искреннее благословение.

Как и в «Спокойно спи», партия фортепьяно делится на два голоса, более низкий голос в партии левой руки подражает партии правой. Но это больше не напоминает беседу влюбленных, как в первой песне, скорее тут одинокое вопрошание, обращенное к себе самому. Скиталец задаёт вопросы, делая именно то, чем успешно занималась романтическая лирика в целом и что Гете выразил в стихотворении «Первая потеря» ( Erster Verlust ), которое Шуберт положил на музыку: Einsam nähr’ ich meine Wunde («В одиночестве питаю я свою рану»). Именно это и происходит в фортепьянной партии за счёт поворотов, за которыми следуют выразительные протяжные ударные ноты:

Но фортепьяно подталкивает движение вперёд непрерывным подъемом ритма с удлиненными нотами, подхваченного в вокальной партии и повторенного четырежды:

После буйства грозового утра и безумного танца иллюзии «Путевой столб» – длинная, медленная песня, самая длинная во второй части цикла, момент рефлексии, хотя и не статики. В начале песни чувствуется мягкость, тепло подлинного изумления перед непонятным импульсом, заставляющим героя скитаться. Зачем я так поступаю с самим собой? Ирония, бравада, истерика, отчаяние на мгновение отступают, смытые мажорным тоном на словах Habe ja doch nichts begangen/Daß ich Menschen sollte scheun («Не сделал ведь я ничего, Что гнало бы меня прочь от людей…»). Резкими ударениями выделена фраза «Что за сумасбродное желание/Заводит меня в пустоши?». Она заставляет голос тянуть звуки в крещендо, но надо всем тут царит все же печаль, тихая и спокойная, вспышка чувств затухает.

Происходит возврат к нежной минорной тональности, но, когда скиталец поёт о желании покоя, его голос начинает звучат настойчиво и резко. Слова «А я бесконечно блуждаю, без покоя, и ищу покой» повторяются, сначала на них происходит скачок в соль-бемоль, за ним следуют две молящие высокие соль ( und suche Ruh, und suche Ruh ). Возобновляющаяся жалоба высоких нот на слове und , нарочито неловкое ударение на служебном слове усиливают впечатление отчаяния.

За всплеском эмоций идёт один из самых исключительных по способности брать за душу пассажей в цикле и в песенном творчестве Шуберта вообще. Строки про дорожный знак перед глазами скитальца, воображаемый указатель дороги, по которой нет возврата, сопровождаются собственным музыкальным аналогом, повтором негармонизированных соль в партии фортепьяно, затем подхваченных голосом.

Здесь момент напряженного покоя и мощного переживания, и когда строки повторяются, соль звучит октавой ниже, тональность фортепьяно в верхнем регистре понижается, а в нижнем – повышается, что требует больших усилий от музыканта. Великий аккомпаниатор Джеральд Мур весьма запоминающимся образом описывал это место «Зимнего пути»: «С новым появлением гипнотизирующей монотонности повторяется последний стих, с меньшей силой, но более зловещий из-за тисков в конце вокальной партии».