Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

Воспитанники приюта на Францишканской провели лето в деревне Лапигрош, с нетерпением ожидая переезда.

Ах! Новый дом, там будут чудеса. Обогревать его будут не печи, а железные трубы; освещать не керосиновые лампы, а какие-то молнии и провода; крыша будет из стекла, а может, из пряника, а может, из шоколада.

Дети будут ездить на лифте. Каждый получит собственный стул, выдвижной ящик для вещей и собственный телефон. Там будут чудеса, которые даже Лёдзе не снились. Будет можно все, что душа пожелает. Потому что с детьми там поселятся и пан Доктор, и панна Стефа {138} 138 Drugi wstęp do powieści, która się nie nazywa. Napisał na brudno i potem przepisał Janusz Korczak, “W słońcu” 1913, nr 6, w: Dzieła, t. 11, wol. 1, s. 132. .

Время шло, дни тянулись долго, ночи становились все холоднее, ожидание – все острее. Прошли август, сентябрь…

Дом должны были закончить в июле, но в октябре он был еще не готов. И вот в пасмурный, дождливый день, в полное рабочих здание, с шумом, озябшие, радостные, нахальные, вооруженные палками и дубинками, из деревни явились дети {139} 139 Janusz Korczak, Jak kochać dziecko. Dom Sierot, w: Dzieła, t. 7, s. 274. .

Было 7 октября 1912 года. Начинался новый этап этой истории, которому предстояло продлиться двадцать восемь лет и один месяц.

Крохмальная, 92. «Белый дом в серой Варшаве». Так писал Корчак о новом здании. Он терпеть не мог выражения «сиротский приют». Название «Дом сирот» ему тоже не нравилось. Он хотел заменить его на «Дом детей». Видимо, возникли возражения, поскольку дом так и не переименовали. На первом этаже огромная, высотой в два этажа, комната отдыха, она же столовая. Рядом канцелярия и три учебных класса. На одной из стен комнаты отдыха, посередине между полом и потолком, располагалась галерея, к которой вела внутренняя лестница. Из галереи можно было выйти на так называемые антресоли, то есть, собственно говоря, второй этаж. На третьем этаже находились две большие спальни: одна для мальчиков, другая для девочек. Между спальнями – помещение с окнами, выходящими на обе комнаты, предназначенное для воспитателя, дежурящего ночью.

В подвалах с высокими сводами расположились, с одной стороны: большая кухня, склад, прачечная, гладильня, котел центрального отопления. С другой: гардероб, раздевалка и выложенные глазурью и терракотой ванные комнаты с проточной водой, ваннами и душами. Экономка, сторож и кухарка жили в отдельном домике у ворот. Панна Стефа занимала комнату на третьем этаже, возле спальни девочек. Для пана Доктора была выделена комнатка на чердаке. Оба вышли встречать детей.

Вот и новый дом, вымечтанный – из сказки.

А во дворе нового дома кирпичи, балки, бочки. А внутри дома известь, доски, стружки – стук молотков и скрежет пилы. В подвале, при свече, стоящей в стакане с песком, дети ужинают – в незастекленные окна дует ветер. Вот уже Бротман получил по затылку за то, что вылил капустный суп в раковину и засорил трубу; уже Лейбусю влетело за то, что открутил кран, пол залил – отобрали у мальчиков палки и дубинки – роскошные памятные трости из Лапигроша. <���…>

И начался ужасный год, какого не было со времен потопа {140} 140 Drugi wstęp do powieści…, dz. cyt., s. 132. .

Новоприбывших не впечатлили великолепие больших залов и блага цивилизации. Их не смутили ни ослепительная чистота постелей, ни блестящие паркеты, плитка, теплая вода в кранах. Напротив. Все это будило в них агрессию, злобу, нередко вандализм. Они не слушали распоряжений. Не соблюдали расписания. Пачкали. Ломали. Топтали. На вопрос «Кто это сделал?» отвечали: «Не знаем». Годы спустя Корчак признавался, что иногда у него на глаза набегали слезы и срывался голос, когда он тщетно уговаривал непокорную ораву, просил, объяснял, кричал, угрожал. Бесполезно. Но в его записях о том периоде нет ни тени морализаторского тона. С нежностью и теплой насмешкой он описывает тогдашний хаос и его героев. Благодаря этим образам, очерченным ясно, будто в свете фотовспышки, та исчезнувшая жизнь длится и поныне, и мы видим их бесконечные трагикомические перипетии.

Как тогда неумело полировали полы: один ложился животом на тряпку, а двое тянули его за ноги. А как Фалка щелочью двери поскреб, вся краска сошла. Как разбили миску, – вылили рыбий жир, испортили телефон, опустили заслонку дымохода, и весь дом потонул в копоти и дыме.

Как живой встает перед глазами Барщ, который рвал ботинки как никто другой. Брылек, который умел ходить на руках. Рузка Крулицкая, которая не любила штопать чулки. Мимеле, что стояла в углу. Маленькая Файга, которая напрасно искала работу в магазине с сардельками.

Издали доносятся рассерженные голоса:

– Отдай, это наша щетка.

– Отдай, это наша.

– Врешь, тут пятнышко, это наша щетка.

– Смотри, брехун: видишь, тут полоска, значит – наша.

И борются – и дерутся – по затылку, по спине, вопли, слезы, крики о помощи.

– Панна Стефа, мальчики.

– Пан, девочки… <���…>

Один глупый телефон на весь дом, и то в канцелярии; пойдешь к телефону – получишь по лапам. Лифт вообще не для людей, только для посуды из кухни; хочешь немножко покататься – опять получаешь по лапам. Электрические лампы красивые, что правда, то правда… и смешно: чуть нажмешь, а она уже загорелась, но как только попробуешь нажать – тебя уже дерут за уши. <���…>

Летали щетки, пропадали ключи, спутывались тряпки.

Каждый из них только раз что-то убрал или сделал – и ему уже наскучило.

– Я плохо убрала, не умею, не буду больше убирать.

– Мне не нравится мое шитье, очень надо, не хочу больше шить.

Один помыл двери, другой пришел с пастой, дверные ручки начистил так, что они заблестели как золото, а двери намазал дегтем. Пришел третий окна протирать, дверные ручки запачкал. Снова драка.

– Не хочу быть дежурной по ручкам.

– Пусть она и моет теперь, раз запачкала. <���…>

Неудивительно, что Дорка грустно качала головой, предвещая плохой конец:

– Не будет в этом доме порядка.

А Маля, которая отличается тем, что всегда влазит туда, где легче всего получить на орехи, заламывала руки:

– О, лучше умереть, чем жить в таком доме {141} 141 Powieść, która się nie nazywa. Trzeci i już przedostatni wstęp napisał Janusz Korczak “W słońcu” 1913, nr 7, tamże, s. 133 – 135. .

Едва восстановили хоть какой-то порядок, как приехали пятьдесят новичков, которые до того жили в примитивнейших условиях еврейских трущоб. Воспитатели думали, что те найдут себе союзников среди детей с Францишканской, которые уже влились в царивший в доме режим, освоились с требованиями порядка и гигиены, привязались к панне Стефе. Но на тех, кто был готов сотрудничать, насели хулиганы, и ребята быстро покорились. Бунт и гнев возникли из-за изумления перед непривычной ситуацией. Собственный стакан? Собственное полотенце? Собственный шкафчик? Купание? Они впервые в жизни увидели уборную со сливом воды. Не знали, как этим пользоваться. Стеснялись спросить. Девочка, увидев свою кровать, расплакалась: «Как это? Я всегда тут буду спать одна?»