Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

Как узнала, что Семе записался добровольцем, – за голову схватилась.

– Знать его не желаю, – говорит. – Чтоб его глаза мои больше не видели. Пусть первая же пуля в него попадет, – говорит.

– Почему вы его клянете? – спрашивают люди.

– Потому что боюсь, что его убьют, – отвечает тетка.

И вот поручик говорит, что Семе слабый. Семе говорит: «Я здоров».

– Я тебе дам лист отсрочки, – говорит поручик.

– А я его порву, – говорит Семе. – Потому что это неправда. Вы меня потому прогоняете, что я еврей.

Пошел поручик к старшему, поговорили о чем-то тихонько – и оставили его в армии. – А где он сейчас, неизвестно.

Уже несколько девочек заботятся о мальчиках, послали им полотенца и носки. Одна получила письмо: «Очень рад, что у меня родилась крестная мать», – написал мальчик {225} 225 Janusz Korczak, Bejlisy, “W słońcu” 1920, nr 13 – 17, w: Dzieła, t. 11, wol. 1, s. 232, 234. .

В предисловии к фельетону автор поясняет загадочное название. За восемь лет до того, в 1912 году, Менахема-Мендла Бейлиса, русского еврея, обвинили в ритуальном убийстве. Его фамилия стала символом антисемитских нападок, вымышленных еврейских преступлений. В том же году на Крохмальной появился Дом сирот, а окрестные буяны принялись задирать и бить новых соседей, называя их «бейлисами». В шутливом рассказе Доктора, как всегда, скрыто отчаянное послание, просьба к польским детям: не мучьте, не обижайте своих еврейских сверстников. В час испытаний они тоже могут оказаться польскими патриотами.

1922 год. Якуб Морткович, мой дед, вместе с художником-декоратором Каролем Фричем проектирует польский стенд для книжной ярмарки во Флоренции. Он привозит из Польши тонны гуцульских ковров и глиняных кувшинов, сам развешивает репродукции картин польских художников, бегает на рынок за цветами, которые потом расставляет в вазоны. Позже итальянская пресса назовет польскую экспозицию «драгоценностью». Девятнадцатилетняя Ханя Морткович, которая хочет стать художницей, уже сдала экзамены в Школу изящных искусств. Она учится вместе с будущей женой Антония Слонимского, Яниной Конарской; с красавицей Галиной Островской, дочерью поэтессы Брониславы Островской; с похожими как две капли воды близнецами Эфраимом и Менаше Зайденбойтлями.

Весной 1945 года, как раз перед окончанием Второй мировой войны, братья Зайденбойтли, уже известные художники, погибнут в последнем походе смерти из Освенцима во Флоссенбюрг-Дахау – гитлеровцы забьют их насмерть железными ломами. Но пока что им по двадцать лет.

Учителя в Школе изящных искусств – Тадеуш Прушковский, Владислав Скочилас. Историю искусств преподает художник Элигиуш Невядомский, «сухощавый, с бледным костистым лицом».

В 1922 году Януш Корчак начал сотрудничать с только что возникшим Государственным институтом специальной педагогики, который создала Мария Гжегожевская, известный педагог. Вступительная лекция Корчака вошла в легенду. Он пришел с мальчиком из Дома сирот, поставил его перед рентгеновским аппаратом и включил оборудование. Мальчик перепугался. На экране было видно его сердце, трепещущее от страха. Доктор сказал слушателям: «Навсегда запомните это зрелище. Так выглядит сердце ребенка, когда он боится».

Этот эпизод воссоздал Анджей Вайда в фильме о Корчаке. А испуганный ребенок на киноэкране – это моя четырехлетняя тогда внучка. Маленькая Мария до крови прищемила палец дверцей ящика, имитирующего рентгеновский аппарат, расплакалась и убежала из кадра. Она не хотела больше играть, пришлось долго уговаривать ее повторить дубль. Мария ужасно боялась и сыграла свою роль очень убедительно.

В том же году Доктор начал читать лекции в семинарии для фребеличек – дошкольных воспитательниц, работавших по системе Фребеля, – созданной еврейским культурно-просветительским обществом «Тарбут» («культура» на иврите), которое в независимой Польше взяло под опеку еврейские школы. Именно в этом году Доктор написал свою самую прекрасную, самую печальную книгу – «Король Матиуш Первый».

Первые годы свободы для одних были порой красочной, полной надежд молодости, для других – возможностью претворить в жизнь давно копившуюся творческую энергию. В политических кругах шли бурные дебаты о государственном режиме. В атмосфере внешних угроз и послевоенной разрухи нужно было лепить из трех различных структур единый организм. Проводить необходимые социальные реформы. Строить современное демократическое общество. Политики не могли найти компромисс в том, что касалось методов. Обвиняемые в бездарности и некомпетентности, то и дело сменялись министры, терпели крах очередные правительства.

Воспитательная программа Дома сирот утверждала: маленькие обитатели Дома не могут быть пассивной массой «получателей», которым все принадлежит, но от которых ничего не зависит. Корчак с самого начала требовал от воспитанников совместной ответственности за деятельность Дома. Когда Польша получила независимость, он решил, что дети должны знать о том, как функционирует государство. Принятая в марте 1921 года конституция гарантировала равные права всем национальным меньшинствам. Братья Гелблат, Регина, Фалка, Якубек должны знать, что такое законодательная, исполнительная, судебная власть. Каковы права и обязанности граждан. Когда они вырастут, то будут нести ответственность за страну, в которой живут.

Поэтому Корчак приложил столько усилий, чтобы превратить свое маленькое королевство в самоуправляемую республику. Правосудие вершил суд, состоящий из детей. Судебный кодекс, написанный Доктором, насчитывал тысячу статей. Преамбула гласила:

Если кто-то сделает что-то плохое, лучше всего простить его и подождать, пока он исправится.

Но суд должен защищать тихонь, чтобы их не обижали задиры и нахалы, суд должен защищать слабых, чтобы их не трогали сильные, суд должен защищать честных и работящих, чтобы им не мешали лодыри и разгильдяи, суд должен следить, чтобы был порядок, поскольку от беспорядка сильнее всего страдают добрые, тихие и честные люди.

Суд не является правосудием, но должен стремиться к нему; суд не является истиной, но жаждет истины.

Судьи могут ошибаться. Судьи могут наказывать за поступки, которые они сами совершают, и говорить, что так делать нехорошо, хотя они и сами так поступают.

Но позор им, если они сознательно выносят несправедливый приговор {226} 226 Janusz Korczak, Jak kochać dziecko. Dom Sierot, w: Dzieła, t. 7, s. 298. .

В первых девяноста девяти параграфах говорилось о снятии обвинения. Потому что произошла ошибка. Потому что жалобу забрали. Потому что суд признал обвинение бессмысленным. Потому что суд не видит вины. В пятидесяти параграфах говорилось о прощении: суд прощает, суд просит простить, суд пытается простить. Только двухсотый параграф утверждал, что обвиняемый поступил нечестно, но суд не приговаривал его ни к какому наказанию, просто просил больше так не делать. Параграф 500 назначал наказание: приговор с именем и фамилией будет напечатан в «Судебной газете» на первой полосе. Параграф 900 сообщал, что суд потерял надежду на то, что обвиняемый сможет исправиться сам. Параграф 1000 гласил: «Исключаем». За многолетнюю историю Дома сирот произошло лишь несколько таких случаев.