Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

Следующая повесть Корчака «Когда я снова стану маленьким» никаких надежд не оставляла. Вероятно, он писал ее в состоянии депрессии. Рассказчик, альтер эго автора, – учитель, уставший от своей серой жизни, – благодаря волшебной силе гнома, вызванного Вздохом Тоски, переносится в прошлое, где его ждут неоцененные когда-то сокровища: родной дом, мама и папа, радость бытия. Но возвращение не приносит ему радости. Детство – не рай, а страна, в которой царят насилие и произвол. Ежедневные мучения, которые изо дня в день покорно терпят дети, не под силу вынести взрослому. И взрослый снова испускает печальнейший вздох.

Из проема чердачной двери вылезает, покачиваясь, человечек с фонарем.

– Ага!

Гладит седую бороду. Ничего не говорит.

Ждет.

Безнадежным шепотом – сквозь слезы:

– Хочу быть большим. <���…>

Замигал перед глазами фонарь гнома.

Сижу за столом.

Кипа тетрадей на проверку.

Перед кроватью – выцветший коврик.

Запыленные стекла окон. <���…>

Жалко. – Но возвращаться не хочу… {246} 246 Janusz Korczak, Kiedy znów będę mały, w: Dzieła, t. 9, s. 338 – 339.

Корчаку было сорок семь лет, когда повесть вышла в свет. В этом возрасте люди уже подводят итоги жизни. Настоящее бежит все быстрей. Будущее не сулит приятных неожиданностей. Прошлое манит человека снова пересмотреть стечения обстоятельств и его собственные решения, которые привели его к именно этой точке на карте жизни. Не дает покоя вопрос, на который нет ответа: возможно ли было пойти иной дорогой, забрести в другие места?

Герой чувствует себя проигравшим. Человеческое бытие видится ему ловушкой. В детстве мы рвемся во взрослую жизнь, мечтаем: «Когда я вырасту…» Вырастаем, но, вопреки ожиданиям, не становимся счастливее. «Уже не плачем – что правда, то правда, – но разве это потому, что не из-за чего плакать?» {247} 247 Janusz Korczak, Kiedy znów będę mały, w: Dzieła, t. 9, s. 192 С жизнью героя связывает лишь мужество смирения. «Когда я снова стану маленьким» – самая горькая и откровенная вещь Корчака. Самоотверженность, самодисциплина, ощущение собственной миссии – ничто не приносило ему внутреннего покоя. Через много лет он спрашивал друга: можно ли открыто писать об одиночестве зрелого возраста? О своей тоске, разочаровании, сожалении, неутоленной жажде, скуке? О вопросах «что дальше»?

Корчак принес личные потребности в жертву делу. Иногда ему казалось, что жертва была слишком велика. И тем более героичны его попытки не поддаваться нервному срыву, чтобы как можно полнее использовать время, отпущенное ему судьбой.

В течение семилетия между 1920 и 1927 годами эйфория от обретенной независимости постепенно угасала. Поворотным пунктом стало убийство президента Нарутовича, которое доказало, что в борьбе за власть националистические группировки способны использовать самые низкие методы. Не предвиделось никакой возможности разрешить конфликт между правыми, которые защищали интересы богатых слоев населения (помещиков и промышленников), и левыми, которые требовали политических реформ, что позволили бы улучшить условия жизни крестьян и рабочих. Экономическое положение государства было катастрофическим. Безработица, нищета в деревнях и городах, постоянный рост цен, забастовки, стремительная инфляция. В 1923 году доллар был равен шести миллионам польских марок.

Сейм не мог прийти к согласию ни по одному вопросу, советы министров разваливались один за другим. Спасение пришло, когда премьер-министром и министром финансов избрали Владислава Грабского. Грабский, по профессии экономист, согласился создать правительство и провести необходимые реформы при условии, что сейм предоставит ему свободу действий. Не будем вдаваться в подробности этих действий, решительных и безжалостных, но надо признать, что Грабский разрешил самые трудные проблемы. Уравновесил расходы и доходы государства, повысил налоги и ввел новую валюту – польский злотый. Один злотый был равен 1,8 миллиона польских марок, а за 5 злотых 8 грошей можно было купить 1 доллар.

Стабилизация финансового положения улучшила работу предприятий, уменьшила безработицу; установились твердые цены. На Грабского смотрели как на чудотворца. Однако множество неблагоприятных обстоятельств – неурожай, трудности с экспортом, падение цен на мировом рынке, невозможность получить заграничные кредиты, недостаток денег на развитие промышленности – привело к тому, что ситуация снова стала ухудшаться. Грабский подал в отставку, экономический кризис становился все серьезнее, очередные правительства терпели крах, общество с растущим отвращением слушало пререкания политиков.

Владислав Побуг-Малиновский, рассказывая о тех временах, рисовал удивительно знакомую картину:

Подавляющее большинство депутатов сейма смотрели на свое назначение как на законный повод продвигать свою партию и даже как на трамплин, необходимый, чтобы сделать карьеру и сколотить состояние. Все учреждения были вечно полны «нахалов из сейма», приходивших с категорическими требованиями решить их личные дела или же с запросами из области партийных интересов. Запуганные чиновники не знали, кого слушать – действующего министра или «вклинившегося» депутата сейма. Это деморализовало и дезорганизовало весь государственный аппарат. <���…> Взяточничество в разных формах, особенно среди депутатов сейма, становилось эпидемией. <���…> Учащались случаи злоупотребления властью, безнаказанно резвились толпы аферистов {248} 248 Władysław Pobóg-Malinowski, Najnowsza historia polityczna Polski, dz. cyt., t. 2, s. 453. .

Однажды зимней ночью Корчак сел за стол в своей мансарде на Крохмальной, откупорил бутылку коньяка «Шустов» и открыл тетрадь. Записал с дюжину сатирических монологов и диалогов. У него был необыкновенно тонкий языковой слух, ему всегда прекрасно удавалось воспроизводить произнесенные кем-то идиотские фразы. Он также охотно использовал самопародию, записывая как бы свой собственный, нарочито инфантильный, ход мыслей.

– Думаете, я уже совсем? Только дом, дети, сироты? А что касается этого, то я уже никак? – Нет уж, простите. – Я знаю, что происходит в мире. – Вижу. – В конце концов, ежедневная газетка. – От корки до корки. – Некрологи, происшествия, объявления – иногда даже вступительную статью. – Так что я знаю. – Нельзя же отгораживаться от мира. – Я осведомлен. – От корки до корки.

Я бы мог так еще долго.

Но довольно…

Кризис – бумага – остальное читатель сам в душе допоет…

Писано в ст. г. <���столичном городе> Варшаве.

Канун Нового 1926 года {249} 249 Janusz Korczak, Bezwstydnie krótkie, w: Dzieła, t. 10, s. 62; kolejne dwa cytaty: dz. cyt., t. 2, s. 47, s. 45 – 46. .

Якуб Морткович молниеносно – уже в феврале 1926 года – издал маленькую, красиво оформленную книжечку, всего на сорок восемь страниц. Название «Безбожно короткие» предполагало насмешку. Но интонация свидетельствовала о том, что автор читал мысли маленьких людей, затерянных в неразберихе финансового кризиса, сеймовских распрей, коррупции, воровства, падения авторитетов, принципов и норм.