Михаил Соловьев - Боги молчат. Записки советского военного корреспондента [сборник]

«Давно хотел вас видеть и потолковать с вами», — повторил Иголин.

«Вот и увиделись», — засмеялся Котов. — «Как это говорится — расставались веселились, встретились — прослезились».

Марк подошел к Бергеру. Тот медленно приподнялся. Выглядел спокойным, сдержанным.

«Странная и неожиданная встреча», — сказал Марк. — «Вы узнаете меня, капитан Бергер?»

Когда-то они встречались в немецком штабе. Потом Бергер хотел предостеречь Сурова, имел с ним откровенный разговор. Еще позже, по обязанности переводчика, Бергер писал извещения для русского населения, в которых устанавливалась награда за поимку Сурова и его товарищей по Черной кошке.

«Да, я узнал вас, господин Суров», — ответил Бергер. — «Но не хотел напоминать об этом».

«Чтобы я не подумал, что этим вы стараетесь облегчить вашу участь?» — спросил Марк.

Бергер слегка наклонил голову, подтверждая. Марк усмехнулся.

«Все мы во власти какой-то рутины», — сказал он. — «Наши представления более или менее обо всём стандартны. В том числе и об этом. В самом деле, почему бы вам не воспользоваться тем случайным фактом, что мы несколько раз встречались? Оказаться в когтях Черной кошки будучи немецким офицером, это ведь достаточно плохо, не так ли? И кто осудит вас за то, что вы используете все возможности спасения? Но стандарт, и вот, вы говорите, что не хотели напоминать».

Марк говорил это так, словно сам своих слов не слышит. Ведь, в действительности, обстоятельства вовсе не вызывали на такой разговор. Бергер заметил, что плавающая на лице Сурова полуулыбка преображает его, делает вовсе нестрашным. Печать хмурости и обостренность черт словно растаяли от этой полуулыбки, и на Бергера смотрел человек с печальными глазами и с очень заметными веснушками, сгущающимися к вискам. Говоря, этот человек думает о чем-то другом.

«Мы еще поговорим с вами, капитан Бергер», — сказал Марк. — «Посидите, послушайте, посмотрите. Может быть, для будущего пригодится».

Бергер сел на скамейку и никто не мог бы сказать, взглянув на него, что слова Марка вызвали в нем бурю. Суров сказал, что это может пригодиться ему для будущего. Значит у него есть будущее? Значит не всё для него кончено?

Марк повернулся к Иголину, о нем он и думал всё время, пока говорил Бергеру не вполне уместные слова. Повернулся и стал совсем другим. На Иголина глянуло холодное, замкнутое лицо с беспощадными серыми глазами.

«И я хотел вас видеть, майор Иголин», — сказал он. — «Но только мое желание было сильнее, чем ваше. Мне пришлось долго искать встречи с вами».

Марк был совершенно непроницаем для настороженного взгляда Иголина.

«Могу еще добавить», — сказал он, — «что особенное желание видеть вас охватило меня вчера, после того, как я был на казни Кулешова и других, которых вы выдали немцам».

Иголин всё так же пытливо смотрел на Сурова. Ведь Суров подчиняется тем же, которым подчиняется он сам; это они приказали выдать Кулешова, и он выполнил этот приказ, как выполнил бы его и Суров.

«Судьба Кулешова без нас с вами решалась», — ответил Иголин. На всякий случай он выбрал туманный ответ.

Марк подождал, не скажет ли Иголин еще чего-нибудь, но тот молчал, и Марк заговорил сам:

«Знаю, что без нас. Вы получили приказ от засланных сюда чекистов, и выполнили его».

Иголин молчал. Он всё еще не понимал, какую игру ведет Суров. Молчал и Марк. Так они долго молча смотрели друг на друга. Ненависть к этому человеку, такой ценой покупающему жизнь, владела Марком. Иголин чувствовал эту ненависть. Страх всё больше овладевал им.

«Разве вы?» — прошептал он. Но спохватился и умолк.

«Продолжайте, что же вы?» — сказал Марк. — «Ведь вы хотели сказать, разве я не с теми, которые приказали вам? Ведь они так уверенно говорили, что и я с ними. Котов, Дробнин, Абдулла, Коровин — весь мир с ними. И вы поторопились туда же, боялись опоздать».

Мысль Иголина подстегнутая страхом, металась, но ничего путного не подсказывала. Всё продолжало оставаться неясным и грозным.

«Я знал, что вы будете молча взвешивать», — сказал Марк. — «Чтобы вывести вас из затруднения, я скажу вам, что я не с ними, и мы не с ними. Не скрою, встречались. Но разошлись. За встречу Высоковым, Залкиндом и дедом Осипом заплатили. И многими другими. Откровенно говоря, нас даже не интересовало бы, что вы оказались с ними, если бы вы покупали у них прощение не таким… способом».

По лицу Марка прошла судорога.

«Как вы думаете, Иголин, что мы должны сделать с вами?» — спросил он тихо.

Иголин понял. Сознание, что он в руках врагов, потрясло его. Он весь сжался, холодный пот высыпал на его лице.

«Что мы должны сделать с вами?» — повторил Марк. — «Вы — русский и в то же время наш враг. Вы столько предавали, так подло покупали свою жизнь, что нам противно называть вас русским. Что ж, майор Иголин, когда-нибудь надо и к расчету строиться».

Строиться к расчету — значит умереть. Но Иголин хочет, должен жить! Это не ум возмущен в нем мыслью о смерти, а всё его существо — кровь, нервы, каждая клеточка отталкивают, не признают смерть. Абдулла с ненавистью всматривался в лицо Иголина. Подбежав к нему на кривых ногах, крикнул:

«Стрелять будем тебя. Шайтан ты, а не человек. На небе навоз на тебе возить будем!»

Словно на пружинах, отскочил Абдулла от Иголина, повернулся к Марку:

«Давай его стрелять. Решили же. Зачем много говорить!»

Абдулла толкнул Иголина к двери, и тот издал крик — или стон. Горе затравленного зверя, если только зверь способен чувствовать горе, могло бы исторгнуть такой звук. Протяжный, начавшийся на низких нотах, он зародился где-то в горле Иголина, дошел до его искаженного страхом рта и вырвался каскадом слов:

«Жить хочу. Жить! Все всегда хотят моей смерти, а я хочу жить. За что? Почему? Всегда все хотят моей смерти. Я сам хочу быть хорошим!»

На лице Иголина появилось новое выражение. Он сделал над собой усилие. Спасение в том, чтобы опровергнуть Сурова. Что тому известно о нем?

«В конце концов», — дрожащим голосом сказал он, — «в чем я виноват? Вы назвали Кулешова, но при чем тут я? Немцы повесили. Мало ли сейчас вешают!»

«Вот ведь гадёныш!» — почти восторженно сказал Котов. — «Он еще будет нам сказки рассказывать».

Марк молча кивнул Котову головой, и он вышел из избы, пересек улицу и скоро вернулся в сопровождении того самого светловолосого парня-поляка, который был в гестапо переводчиком. При виде этого человека Иголин обессиленно опустился на скамейку. Суров знает всё.

«Вы хотите, чтобы этот человек рассказал обо всём, что происходило в гестапо?» — спросил Марк. — «Он должен еще раз сообщить, как вы явились туда и сказали, что поймаете Кулешова и его группу? Надо ли рассказывать о том, как вы предлагали немцам уничтожить этих людей немедленно, а когда те начали следствие, вы являлись на каждый допрос и жестокими побоями вырывали признания?»