Ванесса Спрингора - Согласие. Мне было 14, а ему – намного больше [litres]

Чтобы придать себе смелости, я в итоге вооружилась следующими аргументами: если я хочу раз и навсегда усмирить свой гнев и переосмыслить эту главу своей жизни, писательство может стать для меня самым лучшим лекарством. За прошедшие годы многие люди неоднократно предлагали мне написать об этом. Другие, напротив, пытались отговорить, в моих же интересах.

Окончательно укрепил меня в этой мысли мой любимый мужчина. Потому что писать – значит снова стать субъектом своей собственной истории. Истории, которую у меня отняли на слишком долгий срок.

Честно говоря, меня удивляет, что ни одна женщина, юная девушка в то время, не опередила меня и не написала нечто подобное, чтобы попытаться прервать бесконечную череду чудесных обрядов сексуального посвящения, которую Г. развернул в своих книгах. Я была бы рада, если бы какая-нибудь другая женщина сделала это за меня. Возможно, более талантливая, искусная и даже более раскрепощенная. И это, без сомнений, сняло бы тяжкий груз с моих плеч. Наше молчание словно подтверждало слова Г., доказывало, что ни одна девочка-подросток никогда не жаловалась на встречу с ним.

Я не верю, что это может быть правдой. Точнее, я думаю, что невероятно трудно вырваться из этих клещей даже десять, двадцать или тридцать лет спустя. Двоякое ощущение собственной сопричастности к этой любви, которую, безусловно, сама чувствовала, этой привязанности, творцом которой тоже была сама, связывает нам руки сильнее, чем малое количество почитателей Г., которое еще осталось в литературных кругах.

Выбирая юных девочек, одиноких, незащищенных, чьи родители слишком заняты или самоустранились, Г. прекрасно понимал, что они никогда не будут угрожать его репутации. Молчание – знак согласия .

Но насколько мне известно, ни одна из этих бесчисленных любовниц так и не решилась засвидетельствовать историю своих восхитительных отношений с Г. в книге.

Может, это знак?

Основная перемена, произошедшая в наши дни, на которую сетуют такие ярые порицатели пуританства, как он и его защитники, – это то, что вслед за свободой нравов наступает время свободы слова жертв.

Недавно мне захотелось посетить престижный Институт архивных фондов современного издательского дела. Он располагается в старинном, прекрасно отреставрированном аббатстве в городе Кан. Там по предварительной записи можно получить доступ ко множеству сокровищ, включая рукописи Марселя Пруста или Маргерит Дюрас. Прежде чем отправиться туда, я пробежалась в интернете по списку авторов, чьи произведения хранятся в их архивах, и с изумлением обнаружила там имя Г. М. Несколькими месяцами ранее он передал этому почтенному учреждению в дар полное собрание своих сочинений, включая любовную переписку. Потомки могут быть спокойны. Его творчество вошло в историю.

На данный момент я отказалась от планов посетить этот институт. Я не смогу сидеть в его большом читальном зале в торжественной тишине, расшифровывать каракули одного из обожаемых мною авторов и думать, что человек рядом со мной, может быть, в этот момент читает письма, которые я написала в свои четырнадцать лет. А еще я представила, как запрашиваю разрешение на доступ к этим письмам. Для этого мне, вероятно, пришлось бы выдумать несуществующую диссертацию о беспутствах в художественной литературе XX века или доклад о творчестве Г. М. Нужно ли сначала направить мой запрос ему? Его согласие необходимо? Какая ирония – пойти на такие ухищрения, чтобы получить право перечитать мои собственные письма.

А пока, несмотря на то что аутодафе всегда вызывало во мне панический ужас, я бы не отказалась от грандиозного фейерверка из конфетти. Из подписанных Г. книг и его писем, которые я недавно вытащила из ящика, все эти годы стоявшего у моей матери. Я разложу их вокруг, возьму хорошие ножницы и тщательно разрежу на малюсенькие кусочки, которые в один прекрасный ветреный день развею в каком-нибудь потаенном уголке Люксембургского сада.

И это именно то, чего никогда не получат потомки.

Предостережение читателю.

Между строк, а иногда и прямолинейно и неприкрыто, на некоторых страницах книг Г. М. пропагандируются действия сексуального характера в отношении несовершеннолетних. Литература выше нравственности, но мы, издатели, обязаны помнить, что сексуальные отношения взрослого человека с лицом, не достигшим возраста сексуального согласия, – это противоправные, уголовно наказуемые деяния.

Ну что ж – это не так сложно, даже я смогла написать эти слова.

Спасибо Клэр Лё О-Девьян, первой «беспристрастной» читательнице этого произведения, за ее бесценные замечания и подбадривания.

Спасибо Оливье Нора, который без колебаний согласился его опубликовать, за его доверие и вовлеченность.

И, наконец, спасибо Жюльетт Йост за ее деликатность и умелую поддержку.

Система образования во Франции отличается от российской. Состоит из следующих ступеней: 1) начальное образование ( фр . enseignement primaire) – 3–4 года в материнской школе ( фр . L’école maternelle) и 5 лет в начальной школе ( фр . L’école élémentaire); 2) среднее образование ( фр . enseignement secondaire) – 4 года в коллеже ( фр . Le collège) и 3 года в лицее ( фр . Le lycée); по окончании выдается диплом бакалавра о полном среднем образовании (baccalauréat (bac); 3) высшее образование ( фр . enseignement supérieur) – возможно после получения диплома бакалавра. – Прим. пер.

Традиционно большинство учреждений социального дошкольного образования во Франции по средам не работают. – Прим. пер .

Игра слов: фр . Eugénie Grandet (Евгения Гранде) созвучно с фр . L’ingénue grandit (Инженю повзрослела). – Прим. пер.

Фр . Il est interdit d’interdire! – один из главных лозунгов Майских событий 1968 года, или Мая 68 ( фр . Mai 68), социального кризиса во Франции, начавшегося с леворадикальных студенческих выступлений и вылившегося в демонстрации, массовые беспорядки и почти 10-миллионную всеобщую забастовку. Привел к смене правительства, отставке президента Шарля де Голля и большим изменениям во французском обществе. – Прим. пер.

Пасти́ш (фр. pastiche) – вторичное художественное произведение (литературное, музыкальное, театральное и проч.), являющее собой имитацию стиля, манеры одного или нескольких авторов, с целью обмана или высмеивания. – Прим. пер.

Программа «Апострофы» ( фр . Apostrophes), популярная во Франции телепередача о литературе (1975–1990, создатель и ведущий Бернар Пиво ( фр . Bernard Pivot). – Прим. пер.