Курд Шлёцер - Личная корреспонденция из Санкт-Петербурга. 1857–1862

Последнее, я нахожу, сейчас совершенно ненужным, поскольку ситуация там, в Вене, становится все хуже с каждым мгновением. Кого Бог хочет наказать, того поражает он глупостью [862], и мертвые скачут быстро [863]. Нигде нет развития, нигде нет доверия, нигде нет удовлетворенности. В армии очень плохие настроения. Недавно — но это только между нами — двести австрийских офицеров сообщили о своем переходе в прусскую армию, но все же отказались!! В 1859 г. в северной Германии обращалось значительное количество австрийских государственных ценных бумаг, тогда говорили о 200 миллионах гульденов. Сейчас же их число там незначительно. Они почти все переместились в Голландию. Как известно, голландцы любят высокий процент, и приобретают с удовольствием бумаги, которые ценятся невысоко; они думают, что эти бумаги вновь вырастут в цене, как, например, испанские или те же австрийские, но раньше. Только этого теперь не случится. Я вижу в Австрии теперь банкрота и полный распад.

Через несколько дней Крой отправляется в отпуск на два или три месяца. Сольмс II не приедет, поэтому я буду тут сражаться с делами сам.

В отношении железных дорог — пока ничего нового. Так как целый ряд ранее спроектированных линий был уже сдан, Коллиньон отправил в отставку большое число чиновников, но имеет все еще большой избыток в них. Когда же пруссаки, наконец, перестанут направлять свои взоры в сторону ошибочно предполагаемой богатой России! Удовлетворительную должность я теперь встречаю вообще слишком редко. Но, по сравнению с этим, сколько же жалоб! Недавно снова четыреста несчастных горняков в Грушевске, которые стоят нам и времени, и денег [864].

В главном комитете по крестьянскому делу, в котором после болезни Орлова председательствует великий князь Константин, кипит большая работа. Ежедневные заседания. Но все укутано непроглядной пеленой настолько, что даже сам Бреверн мне ничего не смог сообщить. Лишь интриги и придирки. Издали приправляет перцем «Колокол» Герцена. В начале следующего года все дело поступит в Государственный совет. В первые месяцы 1861 г. будет опубликован указ; я знаю, что Государственный печатный двор готовит уже оборудование, чтобы можно было в течение трех недель напечатать миллион экземпляров. Главный мастер в расширенном крестьянском комитете — Чевкин, так как он высказывает самые либеральные идеи и тем самым недавно завоевал расположение императора, который не доверяет Милютину [865].

Антиавстрийская партия вновь подняла здесь свою голову, поскольку после перебранки и кокетства, которые Александр II вел с Австрией этим летом, боятся настоящего политического сближения. Из Москвы, из этой утробы старорусскости, добились внимания императора как раз перед его поездкой в Варшаву значимые голоса — Ермолов [866], Строганов [867]и митрополит [868], — которые и охарактеризовали его склонность к Австрии как антинациональную. Вследствие этого Александр (II — В.Д.) в политических вопросах в Варшаве был холоден к Францу-Иосифу и Рехбергу. Киселевым в Париже очень недовольны; в министерстве хотят отделаться от него, поскольку он уже стал неэнергичным, пишет запутанные донесения. После своего возвращения из Варшавы у него состоялся разговор с Луи, результата которого с любопытством ожидал Горчаков. Киселев же передал такую бессвязную ерунду и для сокрытия недостатка памяти прибег к помощи настолько очевидных образов своей поблекшей фантазии, что князь пришел в ярость. Александр II его все еще держит. Говорят о Будберге или Балабине как о его преемниках [869]. Штакельберга [870]берегут для Турина.

По описаниям Балабина, которого я лично не знаю, в Вене существуют две партии: крайние консерваторы, которые, естественно, о продаже Венеции ничего и знать не хотят, и средний слой, граждане, ремесленники, которые видят в продаже единственное спасение. Австрийские газеты временами начинают писать уже в этом ключе. Естественно, сумма, которую Италия, возможно, и заплатила бы за Венецию, становится с каждой неделей все ниже; еще летом здесь речь шла о сказочных миллионах; теперь же об этом нет и речи.

Здесь настроения за Гарибальди и Виктора Эммануила увеличиваются пропорционально тому, как господин Каппельман [871], главный редактор «Journal de St. Pétersbourg», каждое утро трудится над тем, чтобы вступаться за Франциска II. Но и это происходит лишь ради приличия, поскольку сам Горчаков не поддерживает Франциска, скорее, напротив, говорят, дал совет генералу Куртозиано оказать влияние на то, чтобы Гаэта была освобождена как можно скорее. Когда Виктор Эммануил получил известие о смерти императрицы-матери, он тот час же из военной квартиры под Абруцци по телеграфу — вследствие отсутствия российского посланника — передал свои соболезнования лично Александру II. «...je plains cette perte... d´autant plus que j´ai vénéré la défunte comme une seconde mère [872]» — что, конечно же, оказало влияние на мягкосердечного императора. Дмитрий Нессельроде, восхищающийся «unità d´Italia [873]», вернулся из Рима.

В дополнение — кажется, что вся эта история с последним признанием императрицы-матери ее духовнику была задействована для того, чтобы подготовить для Австрии новый воспламенитель. Ведь кто был при том? Эта сцена, которая, кстати говоря, не соответствует характеру императрицы, подходит для того, чтобы снова вызвать в народе старую ненависть к Австрии.

Говорят, что в Неаполе и провинциях много австрийских эмиссаров. Когда газеты недавно передали новости о роялистских демонстрациях в 12 городах, все были изумлены тому, что Рехберг уже несколько недель назад назвал те же самые города как наиболее предрасположенные к такого рода демонстрациям.

Недостаток банкнот в последнее время стал ощущаться менее значительно. В качестве причины недостатка мне теперь называют совсем объяснимое обстоятельство, что крестьяне в ожидании своего скорого освобождения собирают необходимые деньги, чтобы сразу же после публикации указа можно было бы выкупить себя у помещика.

Полицмейстер Шувалов [874]стал шефом отделения в министерстве внутренних дел [875]и на своем месте оказал давление на друга юности императора генерал-адъютанта Паткуля [876], который прежде командовал Павловским полком и отличился грубостью. Важную роль здесь уже продолжительное время играют братья Милютины [877]. Один из них, Дмитрий, раньше занимал на Кавказе должность шефа генерального штаба у князя Барятинского и стал известным благодаря своей большой биографии Суворова [878], теперь же он заместитель военного министра; молодой, толковый, честолюбивый. Не секрет, что именно этот — homo novus [879], а не теперешний [880]или бывший военный министр Долгоруков [881], который принял накануне Крымской войны печальное наследство недобросовестного Чернышева [882], — Spiritus rector [883]в деле реорганизации армии. У его брата Николая [884], заместителя министра внутренних дел, западноевропейское образование, широкие либеральные идеи; в редакционных комиссиях по крестьянскому делу был активным предводителем радикального меньшинства. Говорят, что он станет секретарем Государственного совета вместо известного Буткова [885], приближенного Орлова [886], одного из главных деятелей в Государственном совете, который при всем этом ведет такую жизнь, что ни одна женщина не может войти в его окружение, не скомпрометировав себя. Теперь же он все более слабеет.