Джо Байден - Сдержать обещания. В жизни и политике

Сейчас я не могу не согласиться с Хелмсом в том, что нам не стоило голосовать за повышение заработной платы в 1973 году, когда большинству американских рабочих было трудно сводить концы с концами. Однако Хелмс говорил так, что преуменьшал значение Сената и сомневался в его легитимности. Он утверждал, что мои коллеги не заслуживают достойной компенсации за свою службу, и меня это возмущало. Помню, я подумал, что сам Джесси Хелмс, может, и не заслуживает хорошей зарплаты, но остальные точно заслуживают. Поэтому я остановился и попросил дать мне слово. «Господин президент… мне кажется, мы должны изо всех сил стараться доказать американскому народу, что мы не зря едим наш хлеб. Американский народ поймет, потому что он намного умнее, чем нам порой кажется… Думаю, не многие наши посетители, сидящие здесь на местах для слушателей, или люди за пределами Капитолия захотят иметь сенаторов, недостойных высокой зарплаты».

В 1973 году практически не существовало ограничений на размер внешнего дохода сенатора. Некоторые получали огромные деньги в качестве партнеров в юридических фирмах, другие владели предприятиями. Практически у всех, кроме меня, были акции. (Во время предвыборной кампании в 1972 году я дал обещание, что никогда не буду владеть акциями или облигациями, чтобы избежать конфликта интересов при голосовании.) У меня не было проблем с деньгами, но я знал, что некоторым из моих коллег было трудно содержать дома и в Вашингтоне, и в своем штате. Я подумал, что мы должны обеспечить себе зарплату, которая не будет вынуждать нас искать внешнего дохода. «Если мы на самом деле хотим поговорить о зарплате сенаторов, почему мы не говорим о ней в ее полном объеме – с точки зрения сокращения всех внешних доходов? Вот что я хотел бы обсудить». Неудивительно, что на следующий день обо мне написали в газетах. Уильям Лоеб, рыцарь правого крыла, напечатал передовицу в своем журнале Manchester Union Leader : «Жители Делавэра, избравшие этого глупого и тщеславного болвана в Сенат, должны хорошенько пнуть его, чтобы вбить в него хоть немного здравого смысла, а затем пнуть себя за то, что проголосовали за такого идиота». Я вырезал эту статью, засунул в рамку и повесил в своем кабинете. Нейлии бы это понравилось.

Тридцатилетний сенатор Соединенных Штатов – это своего рода диковинка, поэтому я не был обделен вниманием. Меня часто приглашали выступить. Как-то я разделил сцену с легендарным судьей Верховного суда Уильямом Дугласом и Джонасом Солком – ученым-героем, который открыл лекарство от полиомиелита. Одно из моих первых выступлений прошло на мероприятии демократов в округе Кук, штат Иллинойс, где я был с четырьмя другими сенаторами. Хьюберт Хамфри должен был стать там звездным гостем, только мне об этом никто не сказал. Сотрудники губернатора Дэна Уокера убедили меня, что я должен выступить с программной речью. Но Уокер враждовал с мэром Ричардом Дейли, и Дейли пригласил Хамфри стать главным выступающим. Дейли был не просто самым влиятельным мэром Америки, он был центром Демократической партии. Когда мэр представил почетных гостей, он выделил «сенатора Хьюберта Хамфри… и остальных сенаторов, приехавших с ним из Вашингтона». Именно тогда я понял, что Дейли не очень интересовала большая программная речь тридцатилетнего младшего сенатора от Делавэра.

Когда меня пригласили выступить, я решил растопить лед между нами и первым делом повернулся к Дейли. «На самом деле, господин мэр, – сказал я, – это Хьюберт Хамфри приехал сюда со мной, а не я – с Хьюбертом Хамфри». Дейли не улыбнулся. Затем я повернулся к толпе – никто также не был впечатлен. Можно сказать, никто даже не знал, кто я, черт возьми, такой. Поэтому я решил добавить, как им повезло, что у них есть такой важный докладчик, как я. По-прежнему тишина, и я решил рискнуть. Оглянувшись на Дейли, я сказал ему, что, если он хочет такого же блестящего политического будущего, как у меня, ему лучше взяться за дело.

Мэр Дейли посмотрел на меня, затем повернулся к публике и воскликнул: «Ха!» Толпа хором повторила: «Ха!» Затем он добавил: «Ха-ха-ха!» и публика вторила: «Ха-ха-ха-ха!» Затем он расхохотался, и толпа, словно стадо, в унисон начала сотрясаться от смеха. Это был лучший наглядный пример уровня власти мэра большого города – фигуры, уходящей в прошлое, – который я когда-либо видел.

Оказалось, что я неплохо справляюсь с выездными политическими мероприятиями. Меня не пугала неуправляемая толпа. Я произносил достойные речи и действительно помогал кандидатам собрать деньги. Так что меня продолжали приглашать. Мальчики все больше и больше убеждались, что я всегда буду возвращаться к ним в Норт Стар, поэтому я мог уехать на ночь или две и был за них спокоен, ведь с ними всегда была Вэл. Когда в 1974 году директор комитета Демократической партии по выборам в Конгресс попросил меня отправиться в поездку для поиска кандидатов, я ответил: «Конечно».

За восемь месяцев до выборов я побывал в Мобиле, штат Алабама; Бостоне; Джонстауне, штат Пенсильвания; Колледж-Парке, штат Мэриленд; Филадельфии (в рамках кампании кандидата в Конгресс по имени Джон Мурта); Гонолулу; Сан-Антонио; Бирмингеме; Мартинсберге, штат Западная Вирджиния; Сиракузах, Нью-Йорке; Нью-Хейвене, штат Коннектикут (с кандидатом в Сенат по имени Джо Либерман); Чикаго; Спокане; Солт-Лейк-Сити; Скрантоне; Альбукерке; Бейкерсфилде; Атланте; Сент-Луисе; Эвансвилле, штат Индиана; Карбондейле, штат Иллинойс (с Полом Саймоном); Гаррисберге, штат Пенсильвания; Колумбусе; Детройте; Майами; Берлингтоне, штат Вермонт (с Патриком Лихи). Тогда уже находились люди, которые перешептывались о том, что я создаю национальную базу для моей будущей президентской кампании. Но никто не догадывался, что на самом деле я гонюсь не за избирателями, а за сном.

Уснуть дома мне было труднее всего. Каждый раз, когда я укладывал мальчиков и спускался вниз, мой брат Джимми или один из моих старых друзей ждали меня на кухне. Моя семья и друзья договорились никогда не оставлять меня одного. Вместе мы могли сходить в кино на вечерний сеанс или просто не ложились спать, пока я не выматывался и больше не мог откладывать поход в спальню, которую мы с Нейлией делили несколько недель после переезда в Норт Стар. Последний физический след, который от нее оставался, – ее запах – покинул нашу спальню. Сон был похож на тень, которую я никак не мог поймать, и это меня выматывало.

Как бы странно это ни звучало, я чувствовал покой лишь в пути. Когда самолет взлетал, я ощущал, как тяжесть сходила с моих плеч. И пока он набирал высоту, я, наконец, засыпал. Но стоило ему приземлиться дома, тяжесть возвращалась. Ощущение, которое я испытал, лучше всего описывается строкой из сонета Джона Мильтона: «…но заря вернула мрак, куда я сослан был» [27] Сонет 23. Перевод Адольфа Гомана. – Примеч. пер. .