Елизавета Кишкина - Из России в Китай. Путь длиною в сто лет [litres]

Работа в издательстве мне понравилась сразу, хотя иногда приходилось сидеть с восьми утра до десяти вечера и без выходных. Я писала:

«Представляю, мамочка, каким ты переполняешься ужасом при мысли о дочке, из которой все соки выматывает работа. Ничего, мамочка, это не страшно. Я останусь такой же, на моих костях останется все же достаточно мяса и жира. Ты себе представить не можешь, как увлекает работа. Ведь здесь она такая разнообразная. Сейчас основная работа – это выпуск учебников. Мне приходится возиться с корейской литературой, с учебниками. Смотришь в корейскую книгу и, как говорится, видишь там фигу. Но мне и не приходится заглядывать особенно вовнутрь, на это есть технический редактор-кореец, который почти совсем не понимает по-русски. Приходится разговаривать с ним при помощи мимики и жестикуляции. Иногда удачно получается.

Веду всю организационную работу по издательской части корейского сектора, являясь как бы заведующим. Кроме того, на мне лежит плановая работа по русской издательской части. Я в роли плановика – разве это не смешно! (…) Одним словом, я и Клавдия сделались серьезными, деловыми людьми. Настоящие ответственные работники!!!(…)

Здесь выпустила две книги с моими обложками, которые всем очень понравились, говорят: “Москва чувствуется”», – хвалилась я.

Но работа и самостоятельная жизнь действительно прибавляли ответственности. Я сама ощущала, что меняюсь:

«Я переродилась, честное слово, лень из меня испарилась. Я теперь все сама делаю, сама стираю себе кофточки, носки, платья и т. д., глажу. (…) Можешь быть уверена, что, когда я приеду домой, я буду мастерицей насчет хозяйственных дел. Между прочим, я все это делаю без особо большого труда и без неумения. Все как-то само собой получается.

Теперь работаю в типографии, на выпуске изданий. Целый день ношусь по цехам, спорю с типографской администрацией. Работа очень живая, развивающая организационные способности. Научилась ругаться, спорить. Неплохо получается. (Спорю, конечно, очень деликатно, не употребляю неприличных слов!)

Я довольна, что выбралась из Москвы. Там бы я совсем скисла. А здесь я живу! Необыкновенная работоспособность и желание заниматься. (…) Так что, когда я приеду, ты, возможно, не узнаешь свою дочку».

Полученную зарплату я не тратила целиком на себя, а пересылала маме. Правда, довольно часто просила прикупить мне юбку, кофточку или валенки на зиму – на Дальнем Востоке ничего не было.

Несмотря на трудности, в молодежной компании жилось весело. В свободное время играли в волейбол, ходили на Амур купаться, бывали и в местном театре (хотя актерскую игру я оценила в письме как любительскую). Очень сдружилась с Клавой Шалимовой, с которой не расставалась. Нас называли «Бобчинским и Добчинским» и шутили, что мы всегда говорим во множественном числе: «мы ходили», «мы видели», «мы ели» и т. д.

Появились у меня и новые знакомые.

В тот период на Дальнем Востоке проживало много китайцев. В основном это были выходцы из провинции Шаньдун. Часто можно было услышать, как на ломаном русском языке они говорили: «Моя из Чифу [27] Чифу – искаженное Цюйфу, город в провинции Шаньдун, родина Конфуция. приехал». Многие из них еще в царское время приезжали в Россию пароходом в поисках лучшей жизни или переходили пешком границу и оседали в Дальневосточном крае. В большинстве своем это были люди неграмотные или малограмотные, но очень трудолюбивые. Они работали на золотых приисках, на угольных копях, на лесозаготовках, в порту, на железной дороге. Это была огромная трудовая армия, насчитывавшая полмиллиона человек, которые пополнили ряды тамошнего рабочего класса. Помимо того среди китайцев было много огородников, ухитрявшихся в этих местах с суровым климатом выращивать прекрасные овощи. Были и искусные портные, и сапожники. Некоторые, как и в Москве, держали прачечные, пользовавшиеся заслуженной славой. Словом, эти люди, у которых были золотые руки, все находили себе применение и без работы, без куска хлеба – вернее сказать, без чашки риса – не сидели.

Но были, конечно, и другого типа китайцы с авантюристическими или мафиозными наклонностями, например, провозившие контрабанду через границу. В Хабаровске и Владивостоке за счет такого нелегального бизнеса можно было из-под полы купить кое-какие заграничные товары, ну скажем, чесучу, китайский шелк, капроновые чулки-«паутинку» – большую редкость по тем временам.

В пригороде Хабаровска существовала сельскохозяйственная артель, носившая название «Парижская коммуна» [28] Елизавета Павловна имеет в виду артель (позднее колхоз) имени Кантонской коммуны. . Членами ее были в основном китайцы. Умелые огородники, они снабжали весь город овощами. Артель слыла очень богатой. Но к тому времени, когда я оказалась в Хабаровске, овощей уже не было в продаже. Почему так получилось – не знаю. И вообще относительно дальнейшей судьбы этой сельхозартели мне тоже ничего не известно. Вероятнее всего, она прекратила свое существование, когда после закрытия границы в начале 30-х годов всех проживавших на Дальнем Востоке китайцев и корейцев насильно депортировали в Среднюю Азию и Казахстан.

Больше всего я общалась с особой категорией китайцев – коммунистами и комсомольцами, которых по партийной линии присылали в Советский Союз учиться. При Коммунистическом университете Дальнего Востока в Хабаровске имелось отделение, где обучались китайцы. А во Владивостоке находилась Ленинская школа [29] Международная Ленинская школа (МЛШ) – учебное заведение Коминтерна повышенного типа, основанное в Москве (1925–1938). Через МЛШ проходили будущие руководители коммунистических партий. На Дальнем Востоке действовал филиал МЛШ. повышенного типа, созданная в августе 1933 года на базе четырех учебных заведений: китайских партшколы, рабфака, педагогической школы и китайского отделения Дальневосточного педагогического института. Все это были закрытые учебные заведения. Но шила в мешке не утаишь, и всем было известно, кто там обучается.

В Дальневосточном краевом издательстве, куда меня прислали работать техническим редактором, помимо книг на русском языке издавалась еще политическая и учебная литература на китайском, корейском и японском языках. Вот тут я впервые и столкнулась с китайцами, сошедшими уже не со страниц сказки или журнала, а с реальными людьми во плоти и крови. Эти коммунисты или комсомольцы работали в китайской секции издательства. Приятные в общении, деликатные и культурные, они вызывали во мне глубокое уважение своей преданностью делу китайской революции. Говорю это не для красного словца – так было в действительности. Ведь нас, тогдашнюю молодежь, воспитывали именно в духе интернационализма. Увы, позднее это прекрасное чувство было оплевано и безжалостно вытравлено из душ людей.