Сергей Соловьёв - Асса и другие произведения этого автора. Книга 2. Ничего что я куру?

До Колумбии было тридцать два часа лету. Забурели мы еще на взлете, первая посадка в Мюнхене. Не помню, как нас вытащили, веселеньких, из самолета. Вторая посадка — Шеннон, третья — Гавана, оттуда — на Ямайку, дважды пролетая над Бермудским треугольником, из Ямайки — в Перу, в Перу — пересадка на лайнер испанской авиакомпании «Иберия» и — над неведомым континентом до Боготы. Лишь невыносимые тяготы личной жизни погнали меня по этому иезуитскому маршруту. Не будь их, никогда бы не снискал я клички «свинцовая жопа», ибо за два года колумбийской эпопеи летал туда и обратно в общей сложности раз десять, и действительно каждый раз к концу полета седалище ощущалось литым куском горячего, но плотного сверхтяжелого металла.

Итак, за время полета мы успели захмелеть, проспаться, опохмелиться, еще раз забуриться в смерть, и еще раз опохмелиться, и, уже ничего не соображая, наконец приземлиться в Боготе. На летное поле мы вышли как после профилактических побоев в отечественном вытрезвителе, где иногда били по голове кирпичом, положенным в валенок. На взлетном поле нас уже ждал Гав, за которым маячил роскошный «линкольн» с красной крышей, который мы тут же окрестили «Каперузо» — «Красная шапочка». Роскошная Швова машина прикатила нас к не менее роскошному отелю, в котором нам были заказаны умопомрачительно роскошные номера. Мы еще не знали, что находимся под бдительнейшим оком разнообразных спецслужб многих заинтересованных стран, пасших нас так, что нельзя было и шагу ступить, чтобы они тут же не сообщили друг другу и собственным разведцентрам о том или другом невинном перемещении.

Переночевав на белоснежных постелях, мы спустились утром в уютнейший ресторан с восхитительным шведским столом, горой фруктов, бьющими в окна лучами солнца. После московской зимы, собачьего холода, грязи и копоти, нас окружали изумрудные горы, оазис, рай, сон, сказка.

Для начала Маушка проинструктировала меня, как вести себя с президентом.

— Маушка, — пытался перечить я, — все не так просто. Если Микельсен написал роман, значит, у него есть авторское честолюбие. И когда мы попытаемся подсунуть ему моих восемь страничек как якобы вариант экранизации авторского сочинения, я думаю, разразится дикий скандал. Боюсь, он тут же свяжется со своим корешем Леонидом Ильичем и попросит специального разрешения без суда и следствия застрелить меня из именного президентского оружия. И тот ему такое разрешение, конечно же, немедленно даст.

— Абсолютно не факт, — настаивала Маушка. — Микельсен убеждаем. Попробуем его убедить.

…И вот наступила минута, когда мы с Маушкой, после всех этих халявных обедов, изумрудных гор за окнами, белоснежной роскоши номеров оказались у Микельсена дома. Гав сам прикатил нас на «линкольне», показал, куда войти, какую кнопку нажать, чтобы без помех подняться к президенту. Сам он остался внизу, и вообще к нему домой не ходил при нас ни разу, хотя однажды, уже на съемках, которые Микельсен время от времени почитал своим присутствием, я мог видеть, что они здоровались, как люди, встречавшиеся далеко не в первый раз. Целоваться не целовались, но видно было, что хорошо знают и даже уважают друг друга.

Мы вошли внутрь полированной кабины, обшитой красным деревом, лифт бесшумно заскользил вверх. Его дверцы после долгого подъема раскрылись, и мы оказались не на лестнице, как можно было ожидать, а прямо в коридоре президентской квартиры. На стенах висели стильные английские гравюры, мягким молочным светом горели бра, откуда*то появилась пятнистая породистая собака. Два человека в черных костюмах молча подошли и с ног до головы обыскали меня и Маушку. Я с готовностью растопырил руки, лицом демонстрируя всяческое послушание, после чего нас ввели в изысканный, по-европейски обставленный кабинет, куда вскоре вошел человек с обходительными, изящными манерами. То, что он сказал, было полной неожиданностью: написанное мной ему, видите ли, понравилось. Повторяю, к его роману никакого, даже косвенного отношения странички эти не имели. Роман у нас переведен, издан, — каждый, желающий удостовериться в этом незатейливом факте, может роман этот прочитать. Другой на месте Микельсена посчитал бы подобное сочинение на основе его романа моим личным хулиганским выпадом. Но тот даже не поморщился.

— Вы знаете, это интересно. Очень оригинальный, нестандартный подход, — услышал я отзыв автора, оторопело раскрыв рот. Трудно было не поразиться широте и незаурядности ума собеседника. — Мы будем с вами над этим работать. У меня есть возможности, — сказал он и задумчиво поглядел в окно на вверенную ему страну, — активно помочь вам.

Его слова напомнили мне случай из отечественной истории. Николай I ободрил просителя, к которому был расположен: «Попробую тебе помочь. Я, брат, тоже не без связей».

У меня хватило наглости сказать Микельсену, что если он имеет желание что*то дописать к моей истории, то я возражать не стану.

— Нет, зачем же? Я не буду лезть в вашу работу, — ответил невозмутимо умный президент. — Но если хотите, можем подключить к этой работе моего соседа. Он милейший человек.

Соседом, как позже выяснилось, был Габриель Гарсия Маркес, живший в одном доме с президентом. Я тут же представил, во что может превратиться моя халтурная заявка под пером гениального автора, и торопливо отказался:

— Нет-нет, вот этого совсем нам и не надо.

— Ну, а просто дать ему почитать? Давайте с ним встретимся, поговорим?

Я изобразил на лице «глубокое удовлетворение», но и на встрече тоже не настаивал. Мне так ярко представлялось, как Маркес у себя на родине делает из меня размазню, как из случайно убитой мухи.

— Ну что же. С Богом! — завершил встречу президент. — Начинайте. Только прошу, ни в коем случае не отчаивайтесь ни от чего и не уезжайте. Сидите спокойно здесь. Пишите. Работайте. Если вам нужно будет поговорить со мной или с Маркесом или увидеть что*то своими глазами, я всегда к вашим услугам.

— Я совсем не знаю страну. Можно ли куда-нибудь поехать?

— Да куда хотите. Возьмите карту. Выберите, что вам интересно.

— Скажем, там в заявке есть поездка героев на юг.

— Ну и поезжайте на юг, ну, хоть в Баранкилью. Там, кстати, рядом деревня, где родился Маркес. Он может вам о ней многое рассказать.

— Потом есть сцены, связанные с армией.

— Я, между прочим, Верховный главнокомандующий. Пожалуйста, вас пропустят на любые военные базы, объекты — по всей Колумбии. Важно, чтобы все в нашей работе было серьезно и основательно. Работайте! Будем консультироваться.

Так начался еще один невероятный период написания сценария. Время от времен я наугад тыкал пальцем в какое*то место карты — тут же привозили билеты, и мы туда ехали.