Людмила Черная - Чудеса в решете, или Веселые и невеселые побасенки из века минувшего

Биография Канариса — законченный сюжет для авантюрного романа или для телесериала. В ней есть все: и экзотика, и удивительные побеги, и перевоплощения, и морские приключения, и политические интриги. Есть и страшный финал — смерть героя…

…Юный моряк Вильгельм Канарис бороздит океан у берегов Южной Америки. Тысяча приключений. И это при том, что Германия не славилась своим флотом. Но вот началась война. И Канарис плавает на крейсере «Бремен», а потом на крейсере «Дрезден». После проигранного морского сражения «Дрезден» оказался в эскадре адмирала Шпее. Но англичане потопили и эту эскадру, только «Дрездену» удалось ускользнуть — он спрятался у берегов Огненной Земли. Однако и его англичане настигли в чилийских водах, куда он зашел, чтобы пополнить запасы топлива. Команда интернирована на маленьком островке в Тихом океане. Только одному моряку чудом удалось бежать, и, естественно, этот один — Вильгельм Канарис. С чилийским паспортом на имя Реда Розаса он перебрался в Англию (немец в воюющую против Германии страну!), а оттуда на европейский континент. Путь на родину шел через многие страны, и удача не всегда улыбалась Канарису. В Марселе он чуть было не угодил на виселицу. И все же он благополучно прибыл в Германию. Испанский язык Канарис знал, как родной, но каким даром перевоплощения надо было обладать молодому моряку, чтобы проделать подобное путешествие в разгар войны, когда шпиономания доходила повсюду до абсурда.

Недолгий отпуск. И уже в 1916 году Канариса послали в Испанию — так сказать, в международный центр шпионажа. Через год ему пришлось бежать и оттуда. Ну а далее засветившийся резидент становится командиром подводной лодки в Адриатике.

Конец Первой мировой войны и капитуляция Германии — отнюдь не конец карьеры Канариса. Теперь он сражается не на морях и океанах, а на суше! Плетет политические интриги.

Германии грозит революция, а будущий адмирал — воин контрреволюции. Он со всеми, кто борется против левых. От генерала Эрхарда, одного из организаторов «фрейкоров» — контрреволюционных отрядов, душителя демократии, до Носке, правого социал-демократа, военного министра в социал-демократическом правительстве Шейдемана.

Подозревают Канариса и в причастности к убийству Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Heт, он не киллер. Он действует за кулисами, и у него всегда хорошее алиби. Более или менее реальное обвинение — организация побега из тюрьмы наемного убийцы.

Но разве контрреволюционная деятельность в наши дни считается столь уж предосудительной? И разве почитаемые ныне белые генералы, воевавшие за «Русь святую», предстали миру в белых одеждах?

Все было бы хорошо, если бы в возрасте сорока восьми лет Канарис не продал душу дьяволу — не стал бы начальником абвера у Гитлера. И переломилась судьба не только Канариса, но и всей Германии.

Абвер — военная разведка. По-нашему — ГРУ. Но Канарис не был бы Канарисом, если бы не превратил свою контору на Тирпицштрассе в Берлине (именовавшуюся коллегами «лисьей норой») в мощную шпионскую и карательную организацию.

Под началом абвера была создана боевая дивизия «Бранденбург» и печально известные батальоны «Нахтигаль». И «Нахтигаль», и «Бергман» бесчинствовали на временно захваченных нацистами территориях.

Канарис — автор провокации на германо-польской границе, формально послужившей поводом для начала Второй мировой войны. Он же изобрел так называемую акцию «Ночь и туман»: в оккупированных странах люди бесследно исчезали, и никто не знал ни об их местонахождении, ни о времени и месте их гибели… Наконец, под началом Канариса фактически действовали «пятые колонны» в Западной Европе… И много чего еще на совести «маленького адмирала».

Однако в заглавие нашей книги недаром попало слово «двуликий»… В годы гитлеризма, особенно в последние, Канарис, безусловно, вел двойную игру. Он один из тех, кто и впрямь годился для переговоров с Западом в случае устранения Гитлера. И здесь у «хитроумного Одиссея» было алиби — непосредственно в заговоре участвовал не он, а его сотрудники. Но разве в нацистской Германии нужны были прямые улики, юридические обоснования?

К чему я все это рассказываю, то и дело заглядывая в старую, изрядно потрепанную книгу «Двуликий адмирал»?

Да к тому, что тогда, много десятилетий назад, все сие мне было нисколечко не интересно. Хотя, казалось бы, трудно представить себе более колоритную фигуру, чем Канарис: маленький, совершенно седой, хрупкий на вид человек со светлыми глазами степенно прогуливается перед своим особняком в сопровождении верного друга — любимой таксы.

Только конец Канариса вызывал у меня какие-то эмоции. Уж слишком жестоко расправились с ним коллеги по совместной шпионско-диверсионно-карательной работе. Начальник концлагеря Флосенбюрг Хуппенкоттен пытал его, а всего за месяц до капитуляции Германии повесил на крюке, вбитом в глухую каменную стену лагерного двора, предварительно раздев догола и прогнав по длинному коридору вдоль камер других узников…

Мораль напрашивается сама: не заводи шашней с Дьяволом…

Теперь понимаю, написать о Канарисе можно было интересно. Но нам не удалось. Мы его все время упорно — я бы сказала, тупо — разоблачали. Доказывали, что он не авантюрист, не смельчак, не умница, а всего лишь фашист. Обыкновенный фашист при обыкновенном фашизме. Конечно, таков был стиль политических памфлетов в 1960-е годы. Надо было разоблачать и клеймить. Клеймить, клеймить, клеймить… Не проявлять ни сочувствия, ни сожаления, ни даже иронии… Клеймить… А это всегда скучно.

Но главное, мне неудержимо хотелось рассказать о людях и событиях вокруг меня, а Канарис казался пришельцем с другой планеты и даже из другого века — из ХIХ…

А сейчас вернусь к Главной книге.

Мотором, стратегом, как сейчас сказали бы менеджером, в нашей семье был муж, но с Главной книгой все обстояло сложнее.

Собственно говоря, идея книги, ее основной замысел принадлежал мне. Просто я по своему косноязычию не могла четко сформулировать даже идею, а уж тем более обозначить тему, нечто конкретное.

Сейчас даже немного стыдно говорить о той идее схожести разных тоталитарных систем, настолько она тривиальна. За прошедшие годы мы успели забыть, что жили за железным занавесом. Железный занавес не был выдумкой Черчилля, он прошел почти через всю мою жизнь и был воистину непроницаем. То, что уже давно было осознано, известно, стало аксиомой во всем мире, для меня оказалось… открытием, чуть ли не озарением.

Переводя хорошие послевоенные западногерманские романы и заглядывая иногда в библиотеку, присланную Бёллем, я постепенно осознавала, что между немецким национал-социализмом и другими тоталитарными системами существует корневое сходство. Для совка начала 1960-х мысль эта была и крамольна, и нетипична. Ведь шестидесятники, что греха таить, считали возможным реформировать социализм, вернуть его к Ленину («ленинские нормы»), построить социализм с «человеческим лицом», то есть социализм, заявленный в СССР, был якобы хорош по замыслу, плох — по исполнению.