Жан-Жак Фельштейн - В оркестре Аушвица

В довершение всех бед Крамер совершил ошибку, назначив на место Альмы Соню Виноградову. Она прекрасная пианистка, но не имеет ни таланта, ни харизмы Альмы, суетится, мечется по возвышению, вместо того чтобы дирижировать. Фаня точно справилась бы лучше, она разучивает новые пьесы, чтобы освежить репертуар, но оркестром все-таки не управляет. Нацисты выбирали по принципу национальности — им понадобилась нееврейка. Общий уровень исполнения падает…

Несколькими неделями раньше поступило распоряжение репетировать только по утрам. После обеда они теперь занимаются «продуктивной» работой. Это поворот в жизни оркестра, они стали рабочей командой — такой же, как остальные.

Немцы сделали функциональные и бюрократические выводы: чтобы пересчитывать узниц по головам и заставлять их идти в ногу, требуются большой барабан, тарелки и несколько флейт. Ни к чему позволять сорока пяти женщинам жить в «неге и холе», а отдыхающие эсэсовцы обойдутся граммофоном.

Подтверждается слух, много недель гуляющий по всему лагерю: их переводят в «другое место».

Приходится бросить все накопленные сокровища. Удобную обувь, одежду. Одеяла и простыни останутся на койках в бараке. Оркестрантки лишаются вещей, придававших им особый статус: расчесок, зубных щеток, мыла.

Хильде удается каким-то чудом сохранить несколько любимых вещичек, в том числе позолоченный карандашик с выдвижным грифелем и французский блокнот в бархатной черной обложке с календарем на 1939 год. Он принадлежал Альме, внутри остались сделанные ее рукой пометки и какой-то адрес. Хильда переписала на пустую страничку стихотворение «Рыцарь» Райнера Марии Рильке.

Анита, более практичная — или более везучая? — сумела взять с собой красный ангорский свитер, выменянный в «Канаде» на несколько паек хлеба.

Им выдают ветхие обноски, которые носили ушедшие на тот свет узницы, вещи покоробились от дезинфекции, но утешает сам факт: дали одежду, значит, пока не убьют.

Их направляют к воротам, у поста охраны командуют: «Налево!» — потом еще раз налево, к платформе и газовой камере. Благодарение Господу — у платформы приказывают остановиться и ждать… Рената самовольно присоединилась к группе, не желая расставаться с сестрой.

Подходит состав, к первой группе узниц присоединяется длинная колонна. Их и правда переводят.

Оркестрантки держатся чуть в стороне от общей массы и поднимаются в один из вагонов в хвосте поезда. Это прощальный подарок Крамера, последняя привилегия — на дощатом полу рассыпана солома, они не задыхаются от вони и духоты.

Дверь задвигается, женщины осознают, что покинули Биркенау не через трубу , как другие, и надолго погружаются в молчание.

Путешествие длится много дней. Пассажирки спят, переругиваются, щебечут, как едущие на каникулы коллежанки. Похолодало, они согреваются как могут, дуют на руки, растирают друг другу спины. Не думают, куда их везут, будь что будет. В лагере шепотом называли Берген-Бельзен, бывший военный лагерь…

С Востока наступают русские, в июне в Нормандии высадились союзники. Женщины рассуждают: «Война закончится самое позднее в начале 1945-го. Ну что эсэсовцы могут с нами сделать? Разве что убить…»

С некоторых пор транспорты с заключенными приходят в Биркенау из чешского Терезина, в вагонах едут целые семьи. Людей сжигают сразу по прибытии.

Составы приходят со всей Европы, а их отправляют на запад. В этом чувствуется растерянность, нацисты лихорадочно импровизируют. Оркестрантки знают: начался обратный отсчет времени, шансов выжить почти нет. Но они все-таки надеются: «А вдруг…»

В вагоне часто и подолгу поют, это поддерживает дух человеческий . Инструментов больше нет? Споем партии, которые играли в лагере. Звонкий голос Иветт имитирует контрабас, приглушенный Виолетты — она тогда подражала Саре Леандер [48] Сара Леандер (1907–1981) — шведская киноактриса и певица. — хорош для скрипичных pizzicatto , а высокий голос Лили смешно подражает аккордеону.

Охраняют узниц не эсэсовцы и не фельд-жандармы, а «нормальные» солдаты, фольксштурмовцы [49] Фольксштурм — отряды народного ополчения Третьего рейха, созданные в последние месяцы Второй мировой войны для отражения натиска антигитлеровской коалиции на его территорию. В соответствии с Законом об обороне члены организации являлись солдатами и в случае развертывания отрядов для ведения военных действий становились частью немецкой армии. . В Германии начали скрести по сусекам: призывают резервистов, демобилизованных, детей из гитлерюгенда. Они не облаивают женщин, обращаются к ним как к обычным людям, тронутые их молодостью и отчаянностью. В действительности те просто привыкли к мысли о неминуемой смерти, чего не могут знать «настоящие люди». Комичная деталь: «поганое» ведро выливают… охранники, мир — нацистский мир — вывернулся наизнанку.

Состав останавливается в лесу. Они снова строятся в колонну и пускаются в путь, в неизвестном направлении.

Анита и Большая Элен идут в первом ряду кортежа, останавливаются на поляне, вдалеке звучит канонада, Анита замечает указатель со стрелкой и надпись готическими буквами, и по ее щеке стекает слеза. Элен никогда не видела Аниту плачущей, она в ужасе, спрашивает взглядом: «Что? Что случилось?!» Анита кивает на надпись: Juden Schiesstand — «Стрельбище по евреям». Ноги становятся ватными, но они идут, идут, идут вперед. Мы не сдохнем здесь, ни за что на свете… Узницы продолжают свой путь, страшась оказаться у рва с трупами, но видят перед собой огромную пустую площадку, обнесенную привычной колючей проволокой, с прожекторами на вышках. На указателе было написано не «Стрельбище по евреям», а «К стрельбищу»… Виолетта чувствует облегчение — она тоже неправильно поняла надпись — и говорит подругам: «Им незачем было тащить нас сюда, чтобы расстрелять, от оркестрового барака до газовой камеры в Биркенау всего сто метров!» Они попали в бывший тренировочный лагерь…

Женщины счастливы — их не ведут с места в карьер на расстрел, — но чувствуют отчаяние: кошмар повторяется! Неужели это никогда не кончится?

Анита вздыхает: «Надеюсь, что не умру здесь последней…»

Вырвавшись из безумного, но организованного ада Биркенау, эти новые «пионерки» попали в хаос Бельзена.

Виолетта сцепила зубы. Сегодня годовщина свадьбы ее родителей, она уже восемнадцать месяцев живет по воле палачей, а двенадцать месяцев назад вышла из санитарного барака, поборов тиф.

Теперь почти все осознали, что Германия проигрывает войну и нацистов сметут с лица земли вместе с их про́клятым Третьим рейхом. По пути из Биркенау они видели через щели вагона разбомбленные, горящие немецкие города. «Пришел их черед!» Озабоченные собственным будущим, они все-таки разглядели «настоящих людей» — не скелеты в лагерных робах, а свободных граждан. От взгляда на мир без эсэсовцев и овчарок у женщин тоскливо сжимается сердце.