Сергей Никоненко - Далёкие милые были [litres с оптимизированной обложкой]

Мамы дома не было – уехала в Головково, а отец как раз пришёл с работы.

– Папа, – со слегка обозначенным чувством собственного превосходства я положил перед ним на стол свой студенческий, – ознакомься с этими корочками.

Отец вынул очки, надел, внимательно всё изучил.

– Скажи, пожалуйста!.. Поступил?

– А ты не верил.

– Что ж, может, будешь заведовать драмкружком каким-нибудь… «Вязьма – депо – Товарная».

– Я в кино сниматься буду.

– Хорошее дело. Ужинать будешь?

Вечером позвонил Ире, объявил, что приняли во ВГИК.

– Поздравляю. Мечта сбылась.

– Сбудется, когда главную роль в кино сыграю.

– Да я знала, что ты поступишь.

– Я звонил… вы уезжали?

– Сегодня приехали – отдыхали с мамой в Саках, это рядом с Евпаторией.

– Нас, первокурсников, в сентябре на картошку отправляют.

– Вернёшься – звони, не пропадай.

Сентябрь. Колхоз. Оказавшись все вместе, мы, счастливые первокурсники, перезнакомились и подружились. Тот парень, что был на вступительных в поношенном пиджаке, приехал из Одессы. Звали его Коля, фамилия Губенко. Другой был из Киева, с большой головой – Жора Склянский. Худой из Тулы – Володя Буяновский. Грузин из Тбилиси – Миша Кобахидзе. Остальные – все москвичи: Стас Михин, Валерий Малышев, Герман Полосков, сын писателя Женя Жариков и сын композитора Карен Хачатурян. Девчонки-однокурсницы: Жанна Болотова, Саша Баталова, Лидия Александрова, Ольга Лысенко, Ольга Красина и Таня Гаврилова.

Работали в парах. Я был вместе с Мишей Кобахидзе. Собирали картошку в большие корзины и несли к учётчику.

Одна из студенток оказалась жуткой матершинницей. Ругалась она, да даже не ругалась – разговаривала матом, и при Жанне Болотовой, и при Тане Гавриловой. Парни при девчонках себе такого не позволяли. Даже самый разухабистый Коля Губенко – и он при дамах не выражался.

«Октябрь уж наступил…», и у нас начались занятия. Аудитория № 222 – в ней собралось семнадцать актёров и двадцать режиссёров (в мастерской Герасимова шло совместное обучение по двум специальностям). Среди режиссёров были иностранцы: три индонезийца, два монгола, немец и албанец. Остальные – русские, а ещё два грузина и по одному представителю из каждой среднеазиатской республики. Появился Герасимов и с ним женщина невысокого роста. Тамары Фёдоровны пока не было. Сергей Аполлинариевич осмотрел стоявших в приветствии студентов, махнул рукой – мы сели.

– Хочу представить вам педагога курса, выпускницу нашей мастерской, кинорежиссёра Татьяну Михайловну Лиознову.

Тут в аудиторию вошла любимая всей страной актриса Тамара Фёдоровна Макарова, и как будто солнце прильнуло к окнам – вдруг стало светло-светло… Мы встали. Лучась улыбкой, Тамара Фёдоровна поздоровалась. Вместе с ней в аудитории оказался ещё какой-то парень. Тамара Фёдоровна объявила:

– С вами будет учиться на актёра ещё один студент – Виктор Филиппов.

Виктор был старше нас, ему было уже двадцать шесть, он был женат.

– Прежде всего, – начал Герасимов, – хочу вас поздравить с поступлением в Институт кинематографии. Все вы прошли творческий конкурс и, на наш взгляд, оказались самыми достойными. С сегодняшнего дня начинается ваше профессиональное образование, и смею вас уверить, при всём при том, даже если ваше творчество будет удачным и обретёт миллионы поклонников, учиться придётся до конца дней. У совершенства нет рамок, нет ограничений. Оно всегда будет недосягаемо, но приблизиться к нему возможно.

Сергей Аполлинариевич назвал книги, которые мы должны сейчас, в первую очередь, прочитать; поведал, какие предстоят нам интереснейшие познавательные погружения в культуру Запада и Востока. Я заметил, что кое-кто уже записывал в тетради некоторые мысли и советы УЧИТЕЛЯ, и последовал их примеру.

К следующему занятию нас попросили подготовить простые этюды: изобразить охоту на мух, бабочек, мышей. Я придумал, что буду ловить голубей. Сложность задумки в том, что нужно следить взглядом за полётом воображаемых птиц. После занятия задержался в аудитории, чтобы отработать этюд. Главная задача – оставаться самим собой, ничего не играть: я в предлагаемых обстоятельствах.

В актёрских аудиториях находились кубы и ширмы, из которых студенты делали выгородки-декорации для своих отрывков. Я продумал всё до мелочей, отрепетировал. Стал ждать следующего занятия по мастерству, а внутри словно бормашина стоматолога работала: «Условно принят, условно, условно…»

Пришли мастера и Лиознова.

– Ну-с, кто первый? – Герасимов пробежался глазами по нашим рядам.

Я сижу, а «сердце в груди бьётся, как птица». Первым Малышев поднял руку, вышел. В сценическом пространстве аудитории стоял диван. Валера присел на него, раскрыл книгу и углубился в чтение. «Появились мухи». Они садились и на него, и на книгу. Валера отмахивался, но они разозлили его, и он принялся их ловить. У него хорошо получалось следить за «движением насекомых», замирать над «севшей мухой» и, резко выбросив кисть вперёд, «ловить» её. Когда пленница была у него в руке, он с сильного размаху швырял её об пол и давил ногой. Так он проделал раза три, и Герасимов его остановил:

– Что же… неплохо. Хорошо следил за мухами. Ещё лучше ловил, жестоко бил об пол. Может быть, давить не следовало… А в целом хорошо.

Выходили другие ребята со своими этюдами. Одни были лучше, другие хуже. Я выжидал, сидел и думал, неужели я не смогу так вот, как Малышев, как Филиппов – их этюды были лучшими. Режиссёры начали показывать – это задание было обязательным для всех студентов мастерской. Наконец я решился…

– Я буду ловить голубей, – объявил я мастерам и принялся за подготовку декорации.

Действовал быстро: установил куб-ловушку на ребро, приподняв его с помощью небольшой палочки с длинным шнурком (за который нужно потянуть, когда «голубь» окажется под кубом), взял другую палку с тряпкой на конце и… Заложив четыре пальца в рот, пронзительно и длинно свистнул. Подняв вверх махало и энергично действуя им, стал следить за «стаей голубей». Вот они сели. Один оказался у меня на плече. Я взял его в руки, погладил, поцеловался с ним. Вдруг я заметил в небе «чужака». Тут же подкинул «голубя», которого приласкал, в небо, засвистел и замахал своей палкой. «Голуби», описав круг, стали снижаться. Я тем временем подсыпал зёрен в ловушку, шмыгнул в угол, притаился, держа длинный шнурок в руках. «Чужой голубь» зашёл под куб, я дёрнул шнурок, и ловушка накрыла его. Я выдохнул, расслабил мышцы лица и тела и объявил:

– Поймал.

– Мы тебе поверили, – сказал Сергей Аполлинариевич. Тамара Фёдоровна добавила:

– Замечательно.